и танцующие, и учебные, — про каникулы, про книжки и не знала, что Стёпа сейчас слышит звук её голоса, но не смысл. А он угумкал и хмыкал, никак не в силах, разумеется, совладать с телесным восторгом.
Ему вдруг стало всё равно, что она подумает, почувствует, скажет — хотя он её любил искренне. Стёпа прижал её к себе — настолько, насколько просило его тело, свободной рукой протолкнул член — чтобы он тёрся о её живот.
Музыка очень кстати ускорилась. Женя продолжала говорить что-то, что было совершенно неважно — важно было только её плечо перед глазами, дыхание и исполнение многомесячного желания. Мелодию заштормило финальными аккордами, и Стёпа успел испугаться, что не успеет — но он бы продолжил без музыки, конечно, — но он успел. Женя почувствовала, как тело партнёра вибрирует, то подымается, то сдувается, — и поняла, что он очень любит музыку. Трясясь, Стёпа высунул было язык, но всё же не решился коснуться им обнажённого плеча.
Когда музыка отгремела, он выпустил её, весь мокрый.
— Здорово, да? — спросила Женя.
Стёпа смотрел на неё и ошалело ощущал, как остывает и делается липкой головка. «Сколько ж там?» — подумал он и поморщился, потому что теперь джинсы делали больно.
Он ещё раз посмотрел на Женю и с облегчением подумал, что теперь может смотреть на её обтянутую тканью грудь и обнажённые плечи спокойно — от них больше не пересыхало во рту.
— Я вернусь, — сказал он и отправился в туалет.