тело ужасно сочеталось с маленькой лысоватой головой по форме большое похожей на характерную голову младенца. На нем были широкие джинсы с подтяжками, а на ступнях гигантские шлепки, которые оглушительно шлепали при каждом его шаге — шлёп, шлёп, шлёп.
Подойдя к нам ближе и усевшись за стол дежурного, я увидел, что Гига был весь в крупном поту, а из края рта стекала струйка мутноватой слюны. Взяв изувеченный карандаш в кулак, Гига записал нас в журнал новых жителей и не проронив ни единого слова выдал нам ключи от комнаты. Вообще его молчаливость меня слегка насторожила, кроме периодического шумного сопения носом я ничего от него не услышал и мне это не нравилось. Все происходящее здесь мне казалось невероятно странным. Если по моему лицу определенно можно было прочесть глубокую озабоченность, то это совсем не относилось к Вике. Она отнеслась к этой «махине» с детской головой, как к ребенку. Она, улыбаясь, демонстративно медленно и по-доброму произнесла: «Большое тебе спасибо Гига!».
Когда мы поднимались с Викой по лестнице на свой этаж, я обратил внимание, что стены на лестничной клетке были увешены детскими рисунками, вставленными в простые деревянные рамки из тонкой древесины. Разноцветными карандашами на каждой из импровизированных картин были изображены животные: корова, жираф, овца... Мне показалось странным, что все животные были подписаны женскими именами и выглядело это следующим образом: Корова-Лена, Жираф-Марина, Овца-Галя. Единственное на что я не сразу обратил внимание — это то, что все картины были подписаны художником, на них значилось корявыми буквами «Гига».
Остаток дня мы занимались обустройством нашего нового жилья. В нашей комнате был старый телевизор, он отказался включаться, и мы решили перенести его в общую кладовую комнату, которая находилась прямо на нашем этаже. Вместе с Викой мы перетащили телевизор и поставили его на точно такой же старый телевизор, который очевидно ранее вынесли с другой комнаты. Ещё находясь в кладовой Вика закрыла дверь и, мы остались вдвоем. Ее улыбчивый взгляд говорил сам за себя, я ее понял без единого слова. В это время наши соседи возвращались с работы, и поэтому в коридоре на нашем этаже было довольно многолюдно, за дверями то и дело слышались шаги. Возможность того, что нас могут услышать, а еще хуже — застукать, во много раз усиливало наше чувство возбуждения. Уж не помню на каких вещах мы занимались любовью, но когда я поднял голую Вику на руки и прямо так держа на руках активно ее трахал, то мне казалась, что на наши стоны и крики сбежится вся коммуналка. Когда все кончилось, то мы обнаружили, что наша «шумиха» ни произвела ожидаемого эффекта: к нам в кладовую не ломились родители малолетних детей, у входа не стояла хотя бы одна вечно недовольная тетка (типичная женщина лет 50, с бигуди, фартуком, скалкой в руках, ворчливая по любому поводу).
То, что наша маленькая шалость в кладовой осталась как бы незамеченной, даже несколько