Внеконкурсное палево. Часть 1

крутым и деловым. Он был хозяином той самой заправки (и нескольких других), он мог карать и миловать, он мог награждать и штрафовать, он стал для нее идеалом мужчины и пределом всевозможных желаний.

А потом у нее даже было Счастье. 10, или 15, или даже целых 20 минут. Сколько надо времени, чтоб мелкий буржуйчик, окинув мутным пьяным взглядом покорный контингент, выцепил ту, в чьих глазах было не раболепство, но восторг, словно от лицезрения восьмого чуда света? Позвал ее в кабинет местного директора, не целуя в губы, полапал за сиськи, поставил на коленки, дал в рот, поставил раком, потрахал со спущенными, но не снятыми джинсами, снова развернул и спустил в рот.

Она млела от любви к нему, к себе и ко всему миру. Она не смела себя представлять его женой, но очень ярко вообразила себе, как сидя по правую руку от водителя, в его хорошо всем сотрудникам известном крутом джипе, подъезжает на свою заправку, и совсем чуть-чуть опустив окно, протягивает крупную купюру противной сменщице, говоря: «Полный бак! Сдачи не надо! И побыстрей, нам некогда!».

Потом Счастье кончилось. Когда ее следующая смена совпала с очередным обходом хозяина, она на свой страх и риск пошла в директорский кабинет. Робко постучалась и вошла. Подняв на Иру холодные равнодушные глаза, хозяин спокойно (неужели не узнал, неужели настолько пьян был, что не запомнил?) спросил:
— Вам кого?

Нет, запомнил. Потому что, когда извинившись, прикрывала за собой дверь, услышала его бормотание сквозь зубы: «Ну и уродина! Это ж надо было так набраться...»

А Любовь осталась, потому что сердцу не прикажешь, потому что любовь зла — полюбишь и козла, потому что стерпится — слюбится, ну и много-много всякой чепухи и не чепухи, придуманной народами и отдельными личностями, для объяснения этого принципиально необъяснимого явления...