они пили вдвоем это нектар, этот яд, зная в глубине души, что это рано или поздно кончится, ибо нельзя любить так вечно. И будут потом в их жизни другие мужчины и возможно другие женщины, но память навсегда сохранит яркий свет солнца, согревший две истерзанные души и осветивший им путь надеждой. И после, дремля в объятиях любимой, Света вспомнила слова Сергея: да ее путь будет долгим, но она сделала первый шаг, долгие годы она жила в отрицании, терзая себя и мужа, тщетно пытаясь получить то, чего он не мог дать. Совершила чудовищное преступление, пытаясь вернуть то, чем не обладала, но теперь, наконец, она смогла увидеть и принять себя такой, какая есть.
Эпизод 4 Просто такая работа.
Человек ко всему привыкает, это верно. Скажи кто-нибудь Свете пару лет назад, что она станет куском мяса, что она будет есть, спать дышать лишь для одного, чтобы ее рабочие отверстия продолжали функционировать, она бы не поверила. Но теперь это стало так. Более того они даже не принадлежат ее. Нет свободной воли, ни вообще какого-либо выбора: как, сколько, когда с кем. Дьявольский механизм работает и работает хорошо, она лишь часть этого механизма, хорошо пригнанная шестеренка. Кого интересует, что чувствует шестеренка? Следят лишь за тем, чтобы ее не заело, или не сломалась, но не участия ради, просто деталь слишком дорогая и редкая. Это тяжело было принять, принять целиком, и она нашла удобную формулировку: «Это такая работа, просто такая работа», — Повторяла она себе. «Первый год будет самым тяжелым», — повторяла Лена. Только она ее любовь помогала держаться и сохранить внутри достоинство, зрители и палачи получили в полное распоряжение тело, но душу она им не отдала...
— Одиннадцать! — проорала она — Огромное дилдо таранит ее зад, половые губы растянуты до предела натянутой цепью, что крепиться на них зажимами, влагалище раскрыто и истекает соками, розга в очередной раз бьет по голому заду, по полосам еще можно отсчитать число ударов, но скоро весь зад превратиться в кроваво-бурое пятно.
— Двенадцать! — она пристегнута кожаными ремнями к станку в позе рака, во рту теперь кляп — хорошая вещь, иначе она давно бы сорвала голос от крика. Палач берет ее левую грудь и с силой оттягивает сосок. Света морщится от боли, не дав в ей опомниться, палач вешает зажим на грудь, потом приходит черед правой груди. Слезы текут из глаз, но это только начало. Палач натягивает цепочку и приглушенный стон слышится сквозь кляп, но и то лишь начало пытки. Равнодушный ко всему палач вонзает в грудь жертвы иглы, сначала две: в сосок крест-накрест, потом еще восемь в каждую грудь четыре по контуру. И каждый раз он прокалывает нежную плоть два раза, так чтобы окровавленные острия игл торчали наружу, и наконец, еще по две иглы в соски, под углом сорок пять градусов к первой паре. Потом он берет четыре длинные спицы,