Вольная птица. Часть 2

подмигнул Илье.

— Да пап, всё хорошо — со смущением ответил сын, смотря в пол.

Стоя спиной к Сергею Петровичу, Тоня натянула трусы.

— На вот, иди посиди в вагоне-ресторане — папа протянул сыну две купюры по тысяче рублей.

— Пап, ну я... — промямлим Илья, беря деньги.

— Давай, давай, иди! — Сергей Петрович буквально вытолкнул сына за дверь.

Антонина успела одеть джинсы и обувь.

— У меня к вам есть одно предложение... Антонина, да? — проговорил папаша, обращаясь к Тоне.

— Какое ещё предложение?! — со слезами в голосе произнесла девушка, сжимая кулачки и оборачиваясь к мужчине.

— Спокойно, девушка, спокойно — мягко произнёс отец Ильи, перехватывая руки девушки, — деловое предложение.

Он положил на столик купе тысячную купюру, подумав, добавил четыре сотенных.

— Дайте пройти — твёрдо произнесла Антонина, делая шаг к двери.

— Тихо, тихо — мягко произнёс мужчина, взяв девушку за плечи.

Девушка без сил поникла в его руках. Настойчиво, но без агрессии, Сергей Петрович положил девушку животом и грудью на стол, на смятые бумажки, расстегнул и стащил её джинсы...

Когда мужчина развёл руками её ягодицы и прижал головку своего члена к заднему проходу Тони, девушка видела лишь белую пургу за окном купе и думала о том, что даже столь небольшое доброе чувство, которое она чувствовала к тому молоденькому пареньку, можно вот так безжалостно уничтожить, искромсать, убить... Когда девушку пронзила игла боли, боль как будто бы отступила, не долетая до её помутнённого сознания, не проникая за стену снежной крошки, кружащей за окном...

В узенькую щёлочку двери, Илья видел голые волосатые ягодица отца, две пары ног и кусочек светлых волос девушки, девушки, которая в некоторой степени стала его девушкой, и которую сейчас вот так вот беспардонно и бесстыже отнял его отец, отец, который до этого момента был самым лучшим отцом на свете...

Глотая слёзы, Илья поплёлся в соседний вагон.

* * *

Когда зима вошла в свои права, а землю покрыл слой настоящего снега, Антонина стала чувствовать себя плохо. Наступила слабость, головная боль и тошнота...

— Ну, милочка, знаете кто отец ребёнка? — худая женщина средних лет, в белом костюме, оторвалась от бумаг и поверх очков посмотрела на Тоню.

— Я, я... да... знаю — ответила Антонина, сидя на кушетке, теребя воротник кофты...

— Ну, что? — спросила Алевтина Сергеевна, когда девушка вышла из дверей лечебницы.

Молчание послужило ей ответом.

— Ты таблетки принимала, про которые я тебе говорила? Твои документы уже в отделе кадров! — прокричала Алевтина вслед Антонине...

— Да блядь она, точно говорю! — шептала Марья Васильевна, сморщенная худая старуха, закутанная в рваное пальто, — ездит на поездах, с людьми в купе кувыркается. Вот, давеча, видала её на станции, спрыгнула она, значит, из вагона, на меня зыркнула так — и в сторону бочком, бочком...

У Максима опустились руки. Бросив взгляд на окна второго этажа, он быстро зашагал прочь, на ходу выбрасывая букет тюльпанов в грязную канаву...

Тоня сидела на стуле в комнате, раскачиваясь из стороны в сторону. Свет не горел. Раздался звук открываемой входной двери. Часы