Как миленький. Никуда ты от меня родной не денешься.
Поздно вечером Макс сидел на кухне своей новой берлоги и курил. И пил. Полупустая бутылка коьяка стояла перед ним на столе. Она, стакан и полная пепельница. Стакан периодически пустел и Макс вновь наполнял его. Уровень жидкости внутри бутылки неуклонно снижался, но Макса это сильно не беспокоило. Бухлом он затарился капитально. Чего не скажешь о закуске. Нет он набрал каких-то нарезок, несколько банок и лимон, но все это лежало мертвым грузом в холодильнике. Кусок решительно отказывался лезть в горло. Жрать не хотелось, от слова совсем. Коньяк тоже не вставлял. От сигарет во рту похоже навечно поселилась отвратная горечь. Было чертовски муторно и тоскливо на душе. За всю ночь уснуть так и не удалось.
Утром не выспавшийся, похмельный, чуть вымытый и местами бритый Макс кое-как добрался до работы.
— Охренеть Князев, ну и видок у тебя, краше в гроб кладут. Ты что всю ночь бухал? — Макс кивнул. Белова сокрушенно покачала головой.
— Пред ясны очи Фрау, тебе в таком виде показываться нельзя. Так, быстро за мной. — Белова ухватила Макса за рукав и потащила за собой. Свернув в какой-то закуток он открыла узкую дверь и впихнула туда Макса.
— Синицина, будь человеком. Испарись на часок. Нам тут с товарищем, надо кое-что обсудить.
— Знаю я твое кое-что. Белова когда же ты наконец... угомонишься.
— И не надейся, Синичка. Не дождешься. Мне это самое кое-что никогда не надоест. А ты если дурой не будешь, тоже времени зря терять не станешь.
— У меня муж есть.
— И что? У меня тоже есть. И мне это совсем не мешает получать это самое, кое-что от любых понравившихся мне мужиков. Одно другому не мешает. Все милая исчезай.
Синицина хмыкнула и стрельнув в Макса глазками упорхнула за дверь.
— Плохо тебе? — Он опрометчиво кивнул головой и та в ответ на его безрассудство сразу отозвалась колокольными перезвонами и резкой болью. Макс страдальчески скривился. — Хорошо. — Довольно ухмыльнулась Белова.
— Поделом тебе, противный. Будешь знать, как в одно грызло ханку жрать. Нет, чтобы как нормальный человек меня позвать. Нет, все жадность человеческая. А жадность Князев это грех. А за грехом, у нас обычно следует, что? Правильно Князев, кара. Вот эта то кара тебя сейчас и настигла. И карает она тебя жлобяра, со всей присущей ей, то есть каре судьбоносной неотвратимостью и похмельной безжалостностью.
— Белова, кончай пылить.
— Да я бы рада, в смысле кончить, да вот только из тебя помощник в этом благородном деле сейчас неважный. Да что там, прямо скажем никакой... Бесполезный та сейчас для темпераментной женщины инструмент Князев.
Макс мучительно сморщился и в голове тут же снова загрохотала канонада.
— Беелова.
— Ладно-ладно. Сиди тут. Я скоро. Только никуда не уходи. — Белова выскочила из комнатки, громко хлопнув дверью.
Макс застонав медленно уронил голову на скрещенные руки.
Ирка нарисовалась минут через двадцать. В ее руках болтался полиэтиленовый пакет и