Пролог
В чувство его привел, пронзающий насквозь болью, ожог затушенной о спину сигареты. В воздухе появился запах паленого. Мужчина жалостно простонал и изогнулся на холодном полу. Лица Ее он не видел — только обутые в элегантные синие туфельки на высоких каблучках, остроту которых, его многострадальное тело помнило очень хорошо — но он знал, что на Ее желанных полных губах играет довольная улыбка.
Она же с надменной ухмылкой изучала свою работу — спина мужчины была вся исписана страшными, в некоторых местах кровоточащими, красными полосками, от плеч до самых ягодиц, которые в свою очередь представляли кровавое месиво.
Она знала, что если просто подрумянить задницу раба, то никакого эффекта не будет, так как за месяцы постоянных истязаний, кожа на мягком месте постепенно привыкла к боли. Теперь же Ей приходилось все время проводить подобные кровавые сеансы, чтобы добиться желаемого результата, однако это обстоятельство Ее не слишком огорчало, а напротив очень забавляло.
Безумно любившая доставлять боль, Ей не нравилось, что раб отключался после нескольких десятков ударов кнутом, и Ей, только начавшей возбуждаться от процесса, приходилось постоянно приводить его в чувства... пороть безжизненное тело не доставляло никакого удовлетворения. Крики боли, и особенно, мольба о пощаде Ее просто дико заводили — удовлетворять просьбы раба Она не собиралась, принимаясь за работу кнутом еще сильнее.
Об этом знал и истязаемый, так как жалость никогда не была ярко выраженной чертой его Хозяйки, однако не просить о милости он просто не мог в минуты, когда угрожающий хлыст, со свистом рассекая воздух, обхватывал его тело, словно змея оставляю красные полосы и нестерпимую боль. Когда раб падал на пол, Она продолжала работу плеткой, так как кнутом было не слишком удобно хлестать распластавшееся тело.
Теперь же, как и в большинстве случаев, Она вспотевшая от физического труда просто раскинулась в шикарном резном стуле с мягким сидением, спинкой и высокими подлокотниками, выполненным в стиле «Эпохи Возрождения», которую Она столь любила, и наслаждаясь приятной усталостью, медленно курила тоненькую сигарету.
Раб на полу, вернувшись из потустороннего забытья, начал жалостно скулить, снова почувствовав всю ту дикую боль, от которой спасался, лишь впадая в обморочное состояние. Он больше не плакал и тем более не кричал, не было сил. Она не затыкала ему рот во время экзекуции, зачем? Все равно его не услышит не одна живая душа, из-за превосходной звукоизоляции в комнате пыток. Очень часто она даже, прикрикивая на него, требовала, чтобы он кричал громче.
«Да, кажется, я перестаралась» с улыбкой подумала Она «недели две точно не присядет на задницу... хотя кто ему это разрешит дома? А на работе... что ж, что у него там, на работе никого не волнует».
— Ну что дорогой, на сегодня думаю, хватит — донеслись до его слуха Ее слова, казавшиеся звучавшие откуда-то издалека.
— Да... — он пошевелил пересохшими и искусанными в кровь губами.
— Ну и хорошо. Теперь я тебя снова люблю котик. Иди, приведи себя в порядок, к нам сегодня