Реверсия

К ногам и рукам ему привязали верёвки и положили на теннисный стол, разведя в стороны ноги и руки к углам стола. Затем натянули и привязали конечности к ножкам стола.

Я была в таком состоянии, что воспринимала уже всё как в тумане. Сейчас я уже не смогу описать калейдоскоп своих ощущений в тот момент, но помню, что даже мысли не возникло попросить не пороть Виктора. Мне действительно хотелось, что бы его высекли. Отомстить за все свои переживания из-за неразделённых чувств, за обиды, ну и за кражу конечно. Я уже представляла, что его такого сильного и красивого будут сейчас при мне пороть голышом за воровство и эту порку буду видеть не только я, но и другие. Каким он вдруг стал слабым, испуганным, униженным и дрожащим в прямом и переносном смысле, растянутый на этом теннисном столе как лягушонок. Его белая незагоревшая, попа как пятно выделялось на фоне зеленого стола. И только тогда я наконец почувствовала своё полное превосходство, власть над ним и накатывающее удовольствие от предвкушения предстоящего истязания на моих глазах, того, кто недавно был такой в себе уверенный и самодовольный и вдруг так резко сразу поменявшийся.

Только во время телесного наказания, становятся самими собой, без нарочитой игры, что бы всем нравится. Искренность и проявления биологического начала, что заложено природой только в такой ситуации раскроется полностью, в полном объеме, во всей «красе». Никакой имитации поведения в такой ситуации просто быть не может. Всё честно и понятно. Тебя обнажили, тебе страшно и стыдно, на тебя смотрят десятки глаз и будут через минуту при всех сечь розгами, предварительно разложив на столе с привязанными к нему руками и ногами. Сильнейший стресс лишил Виктора на время речи. Лёнчик встал сбоку стола и экзекуция началась. Ягодицы Виктора подпрыгивали после каждого удара, а Вера вслух считала их количество. Я уже не помню, сколько ему объявили, когда он был уже разложен, но не меньше 50 это точно. Лёнчик периодически обходил стол слева и справа для равномерности покрытия ягодиц рубцами. Похоже, от сильной боли переживание эмоций стыда и унижения у Виктора ушло на второй план.

Он, не стесняясь, громко визжал и извивался, а меня это только возбуждало. Иногда он, захлёбываясь кричал слово «простите», но мне хотелось, что бы он хоть раз вскрикнул «прости Лена», но своего имени я так до конца экзекуции от него не услышала. Я была на грани оргазма. Когда порка закончилась, он был весь в слезах жалкий и опустошённый. Он стоял с отведенными назад руками, держась за испоротую попу. То, что я и Вера смотрят на него спереди его, похоже, совсем не смущало. Морально он был раздавлен. У меня было желание поговорить с ним, когда он оденется, но я посчитала, что это будет уже слишком... После пережитого, он вряд ли был бы адекватен. Виктора я увидела еще раз издалека только когда