к столику. Есть он больше не смог, только нервно отпивал минералку из высокого бокала. Как он был красив в свете свечей — ужас смешивался с возбуждением и плескался в его глазах, заставляя зрачки становиться огромными и глубокими, пальцы, нервно крутящие ножку бокала, дрожали... Я чувствовала, что ему не терпится уйти, но медленно и спокойно доедала великолепный десерт — пусть понервничает, предвкушение — важная часть наказания.
Уже в машине, по пути к дому, сжав пальцами руль, как будто именно от него зависело его спасение, Зверь попытался облегчить свою участь, чем порадовал меня несказанно. Еще бы — такой повод для ужесточения грядущей пытки. Если вы думаете, что он попытался выклянчить пощады или просить прощения, то вы ошибаетесь. Нет, мой Зверь не таков и именно за это столь ценен.
«Госпожа, — произнес он неслушающимися губами. — Ведь этот пьяный придурок сам виноват. Я поступил правильно, спустив его жирную задницу с лестницы!».
О, как убедительно это было произнесено, с каким великолепно сыгранным спокойствием! Как я люблю эту искорку бунта, несломленности, вспыхивающую в Звере именно тогда, когда уже кажется, что он совсем сломался! И ведь знает, мерзавец, что будет наказан за это еще сильнее! И это постоянно подстегивает меня в попытке выяснить — где же его грань, можно ли вообще его сломать?
Дома, раздев меня и приготовив мне ванну, Зверь переоделся сам и предстал передо мною во всей своей красе: изящный кожанный ошейник, скрытый до этого момента под глухим воротником рубашки, колечки в сосках и крайней плоти, стянутые тонкими золотыми цепочками. Его эрекция была столь сильна, что казалось, что цепочки не удержат эту рвущуюся на свободу плоть и разлетятся маленькими золотыми брызгами по белоснежному ковру. Снять их, что-ли...
Пристегивая его к дыбе, я каждый раз засматривалась на контраст кажущихся тонкими и непрочными ремешков на руках и ногах и сильного мужского тела, играющего напряженными мышцами, пробующего на крепость неподатливую кожу ремней. Но пара оборотов электролебедки — и напряжение перестало быть игрой. Теперь эти мускулы пытались бороться с натяжением стальных цепей, с болью, рвущей суставы. Так, оставим на этом уровне — когда уже больно, но можно терпеть. Моя рука нежно пробежала по хвостам плети — Зверь насторожено следил за ней, пытаясь угадать, куда придется первый удар. Непорядочек — глазки надо бы закрыть. Прилаживаю наглазники — мышцы напрягаются еще сильнее, вздуваются буграми, кажется, что никакие цепи не справятся с этой мощью отчаяния. Свист плети и — бью мимо. Это тоже любимый момент — на лице Зверя сменяется целая гамма чувств. Но со следующего удара принимаюсь за дело всерьез — плеть гуляет и впивается в каждую клеточку обнаженного трепещущего тела. Пока еще ласково, оставляя только легкие розовеющие полосочки, но мы-то знаем, что это только разминка. Следующим номером — короткий стек с широким треугольником шлепалки. Зря, кстати, недооценивают этот кажущийся безобидным дивайс — в умелых руках он будет пострашнее плетки. А уж на свои ручки я не жалуюсь...
Зверь извивается под жалящими ударами,