Детство

руки и прижала их по бокам диванчика, бабушка прижала ноги, а папа... Папа пропустив через сжатый кулак несколько прутьев, взмахнул ими в воздухе, а затем резко опустил на мою гладкую белую попку! Но белой она осталась совсем недолго — папа раз за разом опускал на нее прутья, которые с ужасным свистом ложились на поверхность попы, прихватываю и ноги и поясницу. Молчала я недолго — уже через несколько ударов, когда моя попа покрылась красными, на глазах взбухающими полосами, из меня рвался визг и просьбы не бить меня больше, что я все поняла и конечно буду всех слушаться и учиться только на пятерки. Но папу это не остановило, и пока он не досчитал до десяти, порка не прекратилась. После этого меня, всю красную от стыда, потому что во время порки я описалась и клеенка, предусмотрительно подстеленная под лавкой, была вся в моей моче, подняли с лавки и заставили мыть клеенку и убирать все после порки на кухне. На негнущихся ногах и плача от боли я все убрала и остановилась, ожидая, что же будет дальше. Мне не разрешили даже одеться а сказали идти в комнату и встать в угол. Мимо меня ходили все домашние, не обращая на меня никакого внимания. Через час мне разрешили выйти из угла и пойти делать уроки. Только я не могла даже сесть и все прописи делала в тетрадке стоя. Папа проверил, как я сделала уроки и решил, что задание выполнено недостаточно аккуратно. На лавку меня уже класть не стали, а просто вытянули ремнем несколько раз со всей силы по красной припухшей попе. Переписав еще раз уроки я была отправлена в ванную, где мама меня ополоснула прохладной водичкой и отправила спать, несмотря на то что время было еще совсем раннее. Мне очень хотелось посмотреть со всеми вместе телевизор или почитать книжку, но я даже боялась заикнуться об этом и тихо лежала в кровати. Лежать без одеяла было холодно и стыдно, но накрыться было невозможно — при малейшем прикосновении, попа начинала пульсировать от боли всеми напоротыми местами.

Через некоторое время я уснула, но совсем скоро проснулась от голосов в соседней комнате. там разговаривали взрослые. Бабушка спрашивала у родителей, не слишком ли строго они начали поступать со мной, но папа сказал, что чем строже — тем лучше, и это только начало. Вся сжавшись от страха я боялась даже пошевелиться, чтобы они не услышали и не решили меня наказать за то, что я их подслушиваю. На следующий день я пошла в школу и от страха не смогла запомнить ничего из того что рассказывала учительница. Она заметила, что я ее не слушаю и пожаловалась на мое невнимание бабушке, которая пришла за мной в школу. За всю дорогу домой бабушка не сказала мне ни слова и только придя домой, подтолкнула меня в спину в сторону кухни и сказала — Иди,