Старшая сестра

руки, которыми он пытался прикрыть свое мужское достоинство, и еще раз обмыла его попку — на чей раз холодной водой. Мальчик, как я и ожидала, оказался очень чувствительным в этой области, что еще больше усилило его покорность. Пока я вытирала его махровым полотенцем, Алик не сопротивлялся. Он не мог даже поднять глаза, чтобы взглянуть на меня. Стыдливость, конечно, мне понравилась, но ее одной было маловато. Закончив процедуру, я помогла брату одеться и оправиться, потом отвела в молчании на кухню, здесь усадила и постаралась накормить как можно лучше. При этом Алик, прежде чем начать есть, вопросительно глянул на меня. Меня очень порадовал этот знак — как залог будущего успеха.

Я сочла необходимым расположить брата к большему доверию. В дополнение к обеду был подан и бокал вина, который Алик осушил с моего разрешения. Пил он редко, и алкоголь еще сильнее привязал его ко мне. Надо сказать, что я не ожидала столь быстрого успеха. Однако скромный, в сущности, замкнутый и неиспорченный мальчик оказался легкой добычей. Оставалось продолжать начатое — и успех гарантирован. А жалость: Я ведь спасала брата от судьбы гораздо худшей; повинуясь мне, он избегал многих опасностей, с которыми не справился бы сам. И не могу не считать свою роль положительной:

Когда брат поел, я потрепала его по щеке и заметила:

— Мог бы и поблагодарить!

Он недоуменно поднял глаза и покраснел. Я протянула ему руку для поцелуя, и Алик нерешительно прикоснулся к ней губами. Это показалось мне недостаточным:

— В следующий раз лучше делать это, стоя на коленях! Ведь я забочусь о тебе как старшая, а ты должен обеспечивать хотя бы подлинную готовность выразить соответственные чувства! А сейчас у тебя есть еще дела.

Вещи Алика лежали в тазу в ванной. Я прямо приказала ему выстирать их. И брат выполнил приказ; подчиненное положение было принято. Теперь он сам согласился на мою власть.

Я сама завязала на брате мамин цветастый фартук, подчеркнув его роль и одновременно добавив нечто неуловимое к своей власти над ним. Алик, правда, не слишком удачно приступил к стирке. Мне то и дело приходилось направлять его, подавая советы. В конце концов он стал неплохо управляться с мылом и порошком — и со своим промокшим бельем. Я даже пошутила:

— Алик, ведь этот запах не так и плох? Может, даже приятен? Ведь это твой собственный запах, твоя собственная моча: Так что давай, отстирывай!

Развесив вещи на балконе, брат был отпущен на отдых в свою комнату. Я вошла к нему через полтора часа и увидела, что Алик мастурбирует, лежа в постели. Конечно, я и раньше знала, что он этим занимается и не видела в самоудовлетворении ничего плохого — лично мне в отсутствии мальчиков ласки рук приносили существенное облегчение. Но брат был наказан и следовало продемонстрировать степень его несвободы.

Я подошла, изображая негодование, и отдернула руки брата, пытавшегося прикрыть низ живота. Алик вздохнул, слушая мой намеренно однотонный голос:

—