наук, без пяти минут доктора Галины Васильевны Белоцерковской. «Осторожно, брат,» — слышит она голос старшего — «Не замочи кошму».
Наконец богатырские запасы братьев начинают иссякать. Галина Васильевна, получив увесистый пинок в бок, переворачивается на залитую мочой спину. Аскар склоняется над ней, разыскивая сухое место, находит его и хватает пальцами за сосок левой груди, после чего начинает тянуть его вверх, как бы стремясь поднять Галину Васильевну с камней. Тупая расползшаяся боль в нокаутированном подвздошье сменяется теперь точечной, но очень резкой в зажатой груди. Слезы вновь текут ручьем по ее щекам, но теперь ни единый звук не срывается с обмоченных губ. Предчувствуя возможность нового и более острого страдания, в случае если сосок вырвется из сжимающих его пальцев, Галина Васильевна, стремясь не потерять контакт с ними, прогибается в пояснице, пытаясь приблизиться к немилосердной руке экзекутора. Ей удается подобрать под себя конечности, она практически становится на мостик, потом резко отталкивается руками, и бросив в последней отчаяной попытке туловище вверх и вперед, наконец, находит равновесие и, выпрямив ноги, встает в полный рост.
«Молодец» — одобряет Аскар этот почти гимнастический трюк и выпускает сосок, напоминающий теперь своим цветом созревшую сливу. Но программа наказание еще явно не исчерпана. Галина Васильевна это прекрасно понимает и уже не удивляется тому, что Бекташ подсекает ее спереди, заставляя упасть на четвереньки. Пальцы Аскара не знают усталости. Вновь, как и в начале встречи, но теперь уже с выражением брезгливости на лице, он хватает ее за мокрые от мочи волосы, однако подняться с колен не дает. Галина Васильевна понимает, что от нее требуется, и покорно ползет на четвереньках по камням к бочке с водой метрах в двадцати от костра. Не доведя ее до бочки одного шага, Аскар оставляет голову женщины в покое с тем, чтобы через секунду направить на нее поток холодной воды. «Чтобы сучка не воняла!» — в голосе стоящего рядом Бекташа слышится радостное, почти юношеское ликование. Поток воды из второго ведра обдает Галине Васильевне бедра и ноги. Все тело судорожно сжимается от ледяного холода, зубы начинают выбивать дробь, сердце словно останавливается. Но времени опомниться у нее нет — впереди долгий путь на четвереньках той же собачьей манерой к спасительной кошме.
На минуту ее оставляют в покое и даже набрасывают на голое тело лошадиную попону, чтобы она согрелась. Тяжело дыша, не веря в перерыв мучений, Галина Васильевна, как ребенок к матери, прижимается к теплой кошме, пахнущей овечьей шерстью, пылью и собачьим пометом. Слезы постепенно высыхают, дыхание и сердцебиение успокаиваются. Она явно согревается и, наверно, теперь сможет размять застывшие конечности. Но не тут-то было. Трудолюбивые братья не теряли времени даром пока она переводила дух — они успели подготовить новую сцену этой затянувшейся пьесы.
Теперь руки и ноги преступницы крепко привязаны кожаными ремнями к четырем колышкам, подобным тем, что используют при установке палатки или юрты. Эти колышки вбиты по углам кошмы, так что привязанная