Тридевятое Царство. Части 9—10

Я уже не слышал Наташку, моё воображение погружало меня в порнографический рай. Мне не терпелось прогуляться по Царскому Селу и выбрать себе тётку поядрёнее!

9. Ядрёная Тётка
— Что решил? Роом — она тормошила меня за плечо
— Остаюсь! Ну, то есть, будем искать выход, то есть, будем спасать Сказочный мир от разложения устоев и подмены старых сказок новыми.
Она улыбалась.
— А ты на меня не обидишься, если я пойду сейчас и трахну какую-нибудь Марью Моревну?
Наташка хмыкнула — А почему именно её?
— Просто, первое пришедшее на ум имя из сказки. А, кстати, как твоё имя?
— Таня
— Наташка — я стал загибать пальцы — Василиса, Васса, Таня — я помолчал и добавил — ведьма Наташка мне больше нравится, ты мне дашь травку? Так, на всякий случай.
— Зачем, других ведьм, кроме меня и сестрицы Алёнушки, в моём царстве нет! Ты же не хочешь протыкать им влагалище? Гинеколога здесь нет.

— А зачем гинеколог, когда есть Живая и Мёртвая вода? Ты пойдёшь со мной?
— Обязательно, за тобой теперь глаз да глаз нужен. Одной Одноглазой они не ограничатся.
Зачем она сказала это? У меня внутри всё сжалось, я вспомнил, что я в игре, правил которой я не знаю и, когда и где, будет нанесён следующий удар — неведомо.
— Дня три у нас есть — сказала Наташка — без глаза она не сможет быстрее добраться до Тридесятого, если только... — она замолчала
— Чтооо?
— Если только ворог не где-то рядом — она подошла к окну, и я вспомнил — Да, Наташ, шапка там, под окном.
Наташка глянула и, вскочив на подоконник, выпрыгнула в окно и через секунду уже лезла обратно. В руках у неё были половинки шапки с пятнами засохшей крови.
— То есть, шапку подобрали у шатра дозорных, и они ничего не заметили? Всё! Кончилась у дозорных беспечная жизнь, сегодня они будут наказаны.
Она дважды хлопнула в ладони, дверь со скрипом открылась, на пороге замер страж — Передашь Черномору и Илье; сегодня после полудня Совет. Иди!
Страж, пятясь, вышел из спальни и закрыл за собой дверь.
— Одевайся, пойдёшь завтракать.

...
После завтрака она повела меня по Царскому Селу.
Мы шли, и я считывал названия с детства знакомых мне сказок и смотрел на персонажей: живых, реальных — не мультяшных и не киношных.
«Курочка Ряба», старик и старуха слонялись по двору как неприкаянные.
— Чё это они? — спросил я у Наташки?
Она вздохнула — Курочку Рябу забрал в Тридесятое Карла, ещё до меня, вот они и сникли.
Мы вышли к поляне, на которой, размахивая булавой (эту булаву я бы и двумя руками не смог бы поднять) тренировалась баба: ростом, явно более двух метров, волосы, цвета спелой пшеницы, стянуты тряпкой через лоб, по типу банданы, глаза голубые, как небо ранней весной, на щеках румянец, одета в платье из сукна, мышцы буграми перекатываются, кулаки — четырёх моих не хватит!
— Это кто?
— Настасья Микулишна, поляница, богатырша, дочь Микулы Селяниновича, жена Добрыни. Ещё Алёшка к ней неравнодушен.
Настя мне понравилась — А муж где?

— Добрыня сейчас