не вызывает у меня никаких эмоций, но когда девушка выставляет свои прелести, а требует оценки её души — тут я полностью схожу с ума. Я не могу принять такое, для меня девушки делятся на «хороших» и «плохих», и не может девушка с внешними атрибутами блондинки претендовать на категорию «хороших». Или юбка и похотливые взгляды, или джинсы без единого намека и всё, что пожелаешь. В том числе и похотливые взгляды.»
Ответом мне было молчание. Я перевел дух.
— «Юноша, вы боитесь девушек.»
А то я не знаю. Причины своей ненависти я понял после первого же самоанализа.
Мне бы средство к её удалению..
— «Знаю. И что вы мне можете предложить?.»
— «Знакомьтесь, это Аня».
Она указывает на ту самую девушку.
«Моя дочь. Как вы оцените её наряд? Только честно. Хотя, впрочем, я сама скажу за вас — она одета вызывающе. Не бойтесь, возьмите её за грудь» Я дернулся вперед, не поверив услышанному.
«Доверьтесь мне. Протяните руку и положите её на грудь!»
Моя ладонь уже проделала половину пути, прежде чем разум осознал приказ. Не успел я оценить необходимость остановиться, как почувствовал тепло женского тела.
Все знают, что такое возбуждение. Животные чувства вырываются из глубин, куда их прячет сознание, и только когда наступает удовлетворение, они медленно, словно нехотя, прячутся обратно в свои норы, и человек только тогда обретает способность удивляться тому, что он сейчас вытворял.
Иначе не было бы секса — для разума этот процесс весьма отвратителен.
Анюта, как я ей мысленно стал называть, положила свою ладошку поверх моей и вдруг резко прижала её, сделав резкий вдох. Она смотрела прямо в глаза и призывно тянула ко мне губы. Её взгляд дернулся в сторону, и одновременно послышался хлопок двери. Я отпрянул, покрывшись холодным потом от испуга. — «Не бойся, это мама ушла. А ты остался, и я осталась. Хочешь чаю или меня?»
Она улыбалась, радуясь своей шутке. Улыбкой она походила на какую-то актрису, и это сравнение словно превратило для меня происходящее в кино, появилось ощущение сценария, и я стал тщательно исполнять свою роль.
Я взял Аню за плечи, скользя ладонями по ребрам и потом вверх, поглаживая шею и нежно щекоча её за ушками. Две ладони встретились на затылке, держа её маленькую головку, и я притянул её к губам. Мы поцеловались.
Теплые и податливые, её губы целовали меня так неистово, что я едва заметил, как её руки оказались на моей груди. В отместку я скользнул к застежке лифчика и расстегнул её; не отрываясь от кожи, руками освободил её грудь от оков и слегка сжал полушария. Сами они мягонькие, а соски царапаются, когда проводишь ладонью, и вминаются в плоть, словно шипы на шинах, будто прячутся от ласки.
Всего две пуговицы держали рубашку, они были расстегнуты за секунды, хоть и пришлось на время отложить волнующее путешествие по груди, столь ненавистной мне, когда она полускрыта-полувыставлена блузкой.
И конечно несколько слов о попе, о этом сгустке плоти!
В дополнение рубашке Аня надела