Русалка

подошел к лебедке. Уле слегка повернул штурвал и дал самый малый вперед, чтобы натянуть сеть. Будь море поспокойнее, он спустился бы на палубу, но сейчас усиливающийся ветер грозил развернуть суденышко, запутать и порвать сеть. Внизу мерно заработала основная лебедка. Уле повернулся, чтобы удостовериться справляется ли матрос с делом и в этот момент между серыми узлами сети мелькнуло что-то огненно-рыжее. Рыбак прищурился, но, как ни старался, не смог разглядеть, что запуталось в его сети. Опершись спиной о штурвал, он поднес к глазам бинокль — и от изумления застыл на месте: то был человек, женщина, несомненно — с невероятно огромной, спутавшейся копной рыжих волос.

Уле готов был поклясться, что ни одного корабля не было в радиусе пяти миль от них. Человек, да еще без одежды, смог бы продержаться в такой воде минут десять, не больше. Значит, им придется иметь дело с покойницей: малоприятная перспектива; к тому же ни ему, ни курду не были симпатичны полицейские. С другой стороны, оставить человека, пусть даже мертвого, не позволяла рыбацкая совесть: ведь на берегу плачут о нем. Если бы море хотело забрать его себе, оно не позволило бы телу попасть к ним в сети.

Так подумал Уле и еще чертыхнулся про себя: правильно говорил ему чудак и астролог Финн — несчастливое сейчас время. Он хотел было крикнуть Али, чтобы тот остановил сеть, когда тело подтащит к кораблю, но следующее мгновение заставило его похолодеть и застыть от изумления и ужаса: утопленница пошевелилась. Нет, то не было случайное движение мертвого тела на волне; в бинокль он отчетливо видел, как напряглись мышцы на руках и тонкие пальцы пытаются разорвать сеть. Изумление на секунду парализовало моряка и ударившая в это мгновение в борт волна бросила его вперед, на бронзовую стойку компаса. На минуту, всего на минуту мир померк перед его глазами, но — то ли падая зацепил он штурвал, то ли был сильный порыв ветра — когда в следующий раз он взглянул на море, то понял, что через мгновение развернувшееся суденышко напорется на собственную сеть, которая обмотает винт и тогда им с Али придется несладко: при таком ветре ставить парус — самоубийство. Отчаянно он рванул штурвал, заваливая судно и подставив волнам левый борт. Он не видел, как зазевавшегося матроса швырнуло назад, будто из катапульты, на стальную балку лебедки. Развернув судно и закрепив штурвал он бросился на палубу. Безжизненное тело Али бросало от борта к борту. Он подхватил матроса под мышки и затащил в рубку.

Лебедка подтянула женщину так близко к кораблю, что безо всякого бинокля были видны её отчаянные попытки освободиться от сети. Но сейчас лебедка не работала. Уле бросился к механизму и через мгновение понял, что с сетью придется расстаться — перекосило шестерни, закрепленные кое-как нетрезвым Стином.

Не раздумывая, успев только сбросить тяжелые сапоги, Уле бросился в волны. Ледяная вода, будто бритвой полоснула по телу, вытянув из легких дыхание, но