Пере-

губами прошептала: «Давай.» Я поцеловал её, неумело, но долго, ощущая чуть солёные растрескавшиеся, и вдруг ставшие нежными губы. А когда я открыл глаза, передо мной уже стояла Оля. Обнажённая, с мокрыми спутавшимися волосами, закрывшая глаза Оля. Не знаю, что меня толкнуло, но я вдруг сказал:

— Привет.

Оля открыла глаза. Она ещё ничего не поняла.

— Привет. Ой! Мы вернулись! Ура! — Она радостно подпрыгнула, оперевшись на мои плечи, и я чуть не поскользнулся. — Ты что, не рад?

— Почему? Рад, даже очень...

Вдруг опротивело всё это. «Оденусь и уйду», — подумал я. Объяснения, просьбы никому не говорить, забыть, но при этом звонить, советоваться, если что, быть друзьями, наверное. Я уже собрался было, отодвинув штору, вылезти из ванной, но Оля вдруг сказала:

— Постой. Ты, что... подумал?

Голос Оли снова прозвучал для меня, как будто самый нежный и самый близкий, и я вдруг устыдился своих трусливых мыслей. «Решил убежать, — пронеслось в голове. — Балбес, уж лучше так, чем забыть... «Мне вдруг захотелось соврать, что ничего я не подумал, что всё хорошо, но, вместо этого, я только тихо ответил:

— Да...

— Дурак... — сказала Оля, и я почему-то почувствовал, что она улыбается.

В недоумении я обернулся.

— Мне теперь больше никто не нужен, кроме тебя... — тихо, как будто признавая свою вину, сказал девушка.

Обнажённая, мокрая: небольшие груди, ровный животик, чуть вздувающийся у лобка, тонкие руки и прямые узкие плечи, — мечта и счастье в одной девушке, но только для одного. И, услышав её голос, я вдруг поверил, что для меня. А Оля внезапно просто улыбнулась и одними губами прошептала: «Давай...» И полный радостного, распирающего грудь и то, что называется душой, чувства, я обнял её, и аккуратно, чуть давя, но и поддерживая, прижал к стене...