до выпуска из учебки. Дней двадцать пять, получается? А меня как минимум на две недели отстранили от физической нагрузки... Да и потом вряд ли позволят мгновенно взять с места в карьер — скорее будут постепенно наращивать... Кажется, именно так поступают после ранений?
Мы с Маргаритой умчались вперед. Хотя «умчаться» тут — явно неверное слово. Потому что девушка упорно отказывалась давать мне сорваться на бег, постоянно одергивая. В итоге — народ нас догнал прямо перед входом в наш учебный ангар.
Перед большой дверью царила легкая толкучка. Все четыре звена умудрились подойти почти что одновременно, вот и пытались на лету разобраться в том кто кому должен уступить дорогу.
Однако, едва лишь увидев нас с Марго, ближайший к нам пацан тут же удивленно раскрыл рот и, беззастенчиво ткнув в нас пальцем, громко заорал:
— Шрам!
И легкий гомон тут же стих, сменившись гнетущей тишиной. Народ вместо попыток прорваться внутрь, мгновенно развернулся, впиваясь в меня глазами.
Вперед быстро протолкался Михаил, за плечами которого, журавлиным клином, выступила вся четверка.
— Твою же ж мать, Волчонок, ты нас до смерти перепугал! — с явным облегчением в голосе заявил Фадеев, крепко пожимая мне руку. Настолько крепко, что аж кости затрещали!
— Да вот как-то так... — неопределенно повел плечом я, толком не зная что и сказать-то. Наверное, уместно было бы дать какое-нибудь напутствие или дельный совет... А лучше — просто пошутить. Но в горле застрял комок от всеобщего молчания.
Маринка, партнерша комзвена четверки, смотрела поверх головы своего напарника с явной жалостью во взгляде. Да и остальная собравшееся кодла одаривала меня весьма узким спектром эмоций.
Жалость. Наверное, все до единого сейчас активно пожирали глазами мой новенький шрам. А стоило мне лишь столкнуться с кем-то взглядом — как тут же спешно начинали кто изучать пол, кто вертеть головой. Что угодно, лишь бы стыдливо спрятать глаза. Не дать мне прочитать облегчение от мелькнувшей мысли: «Слава Богу, что не со мной!»
Второй же эмоцией было нечто странное. Что я поначалу принял за изумление. Но нет. Скорее — осознание? Смотря на меня курсанты кажется наконец-то сумели понять то, что я уяснил еще полтора месяца назад. Что Шестой ковчег — отнюдь не курорт.
До сих пор мы развлекались. Вели себя как типичные студенты и подростки. Трахались с партнерами и мерялись друг с дружкой какое звено умудрилось показать чуточку лучшие результаты на очередном тренажере. Бахвалились перед соседями лишней выигранной секундой на полосе препятствий.
И лишь сейчас, кажется, до большинства наконец-то дошло...
Что впереди — будет лишь кровь... Кровь и страдания от потери друзей. И неизвестно, а кому будет легче — тем кто умер или же тем, кто остался горевать?
Наверное, это просто в человеческой натуре? Упорно не замечать проблем пока они не окажутся у нас на пороге. Пока не коснутся именно нас конкретно. И только потом начинать активно кипеть и дергаться по этому поводу... Ну или махнуть рукой и заявить: «Я, короче, решил что это не моя проблема!»
И только сейчас,