На третьем этаже

медленно наползающей на полные губы улыбкой одну за другой стянула перчатки.

— Ах так! — Я, конечно, забыл про перчатки, но и не ожидал такого подвоха. Азарт во мне разгорался не хуже, чем в ней. Перепрыгнув ещё через две ступени, я поманил её пальцем.

— Вадик, Вадик... — укоризненным тоном полупропела-полупрошептала она и оказалась рядом со мной. — Ну что же, никто не выиграл? Тогда меняем правила! Теперь через три.

Через три у неё получилось, но с трудом. Я тоже преодолел их и оказался наверху.

— Ну что, победа?

— Как бы не так! Тут три этажа? Ну так вперёд, ковбой! Я хочу посмотреть на тебя без джинсов!

Так мы пропрыгали до третьего, мстя и изгаляясь. Пальто и куртка были оставлены на подоконнике второго этажа (вместе с ранее проигранными предметами одежды). Свитера полетели с нас на полпути наверх.

Разгорячённые, разве что не взмыленные, задыхающиеся, но весёлые, мы остановились на третьем этаже, недоумевая, почему на этот бедлам в подъезде ещё никто не откликнулся. Я стоял выше, и Лика прыгнула в последний раз — как раз ко мне в руки. Я самортизировал её прыжок и обхватил за талию. Лика отстранилась чуть-чуть и взглянула на меня так выразительно, как будто в первый раз увидела. Я понял: вот мы наконец-то на последнем этаже. Помнится, ещё поразился глубине цвета её глаз — ярко-голубые, вбирающие в себя весь окружающий мир.

На нас двоих оставалось совсем немного верхней одежды. На ней — колготки да бюстгальтер. На мне — майка и почти потерянные в последнем прыжке брюки. Лика приподняла голову, часто задышав. Песочные волосы растрёпанными прядями нехотя спустились с плеч, цепляясь кончиками в края чёрной материи двух плотно облегающих груди чашечек. Я отвёл волосы с её левого уха, наклонился и прошелестел:

— Ли-и-и-и-и-и-и-ика-а-а-а-а...

Ей всегда этот тон напоминал движение листьев на ветру и завораживал. Она прикрыла веки, ожидая обжигающего дыхания, медленно передвигавшегося по шее, ниже, ниже... По спине и далее прошли первые токи. Я прошёлся губами по нежной шее, ощутил биение вены. Лика сжала меня в объятиях. Огладил голые плечи, уже остывающие в прохладном подъезде, стал медленно, со знанием дела, согревать своими поцелуями. Лика перестала сдерживаться и выпустила стон наружу. Он растянулся во времени, затухая в его внезапно начавших появляться провалах, то возрастая до мелодичной ноты, то опускаясь до сладостного шёпота...

Зубы сами оттягивали бретельки, отросшая к вечеру щетина жгла незащищённую кожу. Лика прижала голову ко мне и я ощутил остренькие зубки на мочке уха. Лёгкая боль придала действиям уверенность. Бретелька поддалась и плавно спустилась с плеча, красиво обнажая бархатистую кожу под щитом чашечки бюстгальтера. И словно лишившись этой защиты, большой розовый сосок встопорщился навстречу, наливаясь каменной силой. Моя кисть скользнула пальцами по левой груди, скрывая его под ладонью. Губы уже спустились к ямочке на шее и отыскивали щемяще-сладкий путь к более сокровенным местам. Ликин язычок умело стимулировал мои чувства: она то щекотала мочку уха, то