Бух, бух, бух — глухие удары барабанов и монотонное пение не давали собраться с мыслями. В зале было много людей, я это чувствовал, слышал невнятный шёпот, шорохи, ощущал движение. Да и пение исходило явно не из динамиков электронной аппаратуры — в этом странном помещении как-то забывалось об электронной аппаратуре и вообще о солнечном мире с его небоскребами, автомобилями и смартфонами. Свет факелов, свечей не давали электрической яркости, и освещен был только центр зала и трон, на котором восседала Аня. Как, впрочем, и я, приткнувшийся на низком стульчике рядом с ней. Все остальное, углы, участки стен и пространства между колонами прятались в сумраке, чему способствовали клубы дыма от тлеющих благовоний. Странный их запах скорее раздражал и возбуждал, рождал какое то неясное беспокойство в груди и внизу живота. Я решил, что к ароматическим свечам подмешан какой-то афродизиак. При этом барабаны и пение меня скорее... пугали если сказать честно.
Я посмотрел на девушку. Что за странная игра? Ролевая? Но обошлось все это явно недешево. Где нашли такое помещение? Стены и цилиндрические колоны в зале были вытесаны из голого камня, причем естественного, а не обычной при современном строительстве подделки — вероятно материалом послужил гранит. Мне было не очень хорошо видно, но походило на то, что рисунки, местами покрывавшие эти колоны, были не просто рисунками, а раскрашенными барельефами. Те изображения, которые я был в состоянии разглядеть в неровном свете свечей и факелов, были подобным древнеегипетским изображениям из тех, что я встречал в книгах, однако сюжеты удивляли — изображались сцены совокупления мужчин и женщин, мужчин и женщин со звериными головами, людей и животных. И выполнено все было ярко и натуралистично. Я и не думал, что в Москве можно найти такие помещения. Мы явно находились под землей, но где, — после долгого путешествия по подземным коридорам я не мог понять, даже в каком районе города мы находимся.
Аня сидела на троне, закинув ногу на ногу и покачивая сандаликом, повисшим на пальчике ноги. Те, кто ее одевал и накрашивал, явно взял за образец древнеегипетские изображения. И так большие глаза девушки (как у газели, любил сравнивать я — «волоокая») были подведены яркой насыщенной краской почти до висков. Так же ярко были накрашены губы, а на лбу был нарисован загадочный символ синего и зеленого цветов. Волосы были совершенно убраны под головной убор, названия которого я не знал, но также стилизованный под древнеегипетский. Широкое ожерелье, искусно составленное из металлических элементов «под золото» и стразов лежало на плечах, закрывало ключицы и верх груди (я решил, что это стразы, ибо настоящие камни таких размеров и такое количество золота, должны были бы стоить невообразимую сумму).
Из столь же крупных камней и «золота» были сделаны серьги, на вид очень тяжелые. Даже визуально бросалось в глаза, как они оттягивают мочки ушей девушки.
Ее прелестные, крепкие, юные груди были обнажены, а дерзко торчащие верх соски накрашены алой