Какой-то звук сквозь сон потревожил Марину. Кажется, стукнула дверь. Наверное, Франсуа снова пошел в парилку. А может из парилки. Да, какая разница?
Ее ноги приподняли и согнули. Вот неугомонный. Она открыла глаза. Темнота. Похоже, что он выключил свет. Ну что ж, так даже лучше. Все же не привычно видеть перед собой так близко черную физиономию. Марина снова закрыла глаза. Пускай уж делает, что решил. Ей захотелось вновь пережить яркую палитру сексуального наслаждения. Сама пошире развела ноги. Половых губ коснулся елдак. Крепкий, но почему-то холоднее прежнего. Растянутая вагина относительно легко приняла возбужденного гостя. Теперь он воспринимался не таким гигантским. Смазки вроде достаточно. Однако поршень все же весьма туго заходит в знакомую дырочку.
— Doucement (Осторожно), — прошептала Марина. — Prendre du temps (Не спеши).
Теперь потребовалось всего лишь с пяток движений и член полностью погрузился в приветливый колодец страсти. Марина начала томно постанывать. Вдруг на губы ощутили прикосновение неизвестных весьма пухлых губ. Он совсем сошел с ума? Что он вообще думает? Но все более распаляющийся клитор посылал мозгу совсем другие сигналы. Упругие губы иностранца весьма настойчивы. И женщина ответила. Тут же в рот ворвался язык. Снова крутят соски. Ноги широко раскорячены и твердая черная дубина орудуем в ее потерявшей совесть вагине. Увлекаемая вихрем похоти, Марина обняла любовника и включилась в бешеный хоровод страсти. Переплетаясь языками, она издавала стоны при каждом сильном толчке, когда головка утыкалась в матку. Белые пальцы впилась в черную кожу спины. Похоть овладела ей до такой степени, что когда любовник прервал поцелуй, она недовольно засопела и открыла глаза, пытаясь выказать взглядом свое неудовольствие. Но в темноте можно было разобрать лишь контуры и светящиеся белки глаз. Ее бесцеремонно шлепнули по ноге и показали, что надо повернуться. Поняв, что теперь ее будут иметь в новой позе Марина довольно гыкнула. Темнота скрывала ее довольное выражение лица и, прямо скажем, искрящийся вожделением взор.
Быстренько встав раком, прогнулась. Глубоко дыша, она недоумевает, почему он медлит. Что-то шуршит там сзади. Переминается. Чего он там мешкает? Прогнулась еще больше, чтобы поудобнее подставить дырочку. Ага. Началось! Но почему-то член снова входит на удивление трудно. Такое чувство, что он за несколько секунд стал толще.
— Halte! J'ai moi-même! (Стой! Я сама!).
Марина, подавшись бедрами назад, медленно насаживалась на член. Вот он заполнил ее всю, достав до входа в матку. Губы Марины округлились, но звук так и не вырвался наружу. Глубоко вдыхая воздух, женщина задвигала попой, трахая себя твердым, как камень африканским хуем.
Просто удивительно, как взрослый мужчина, годящийся ей в отцы, обладает такой выносливостью? Пожалуй Славик, надо признать, уступает ему, в умении вызывать и удовлетворять сексуальную жажду. Да, пожалуй, и активности. По крайней мере, таких марафонов он ни разу не устраивал. А ведь он младше Франсуа лет на 15—20. При воспоминании о муже внутри шевельнулось что-то похожее на стыд. Но трудно винить себя в неверности одновременно