повсюду в воде.
А кто-нибудь пробовал выбраться из океана на неподготовленный пляж? Мы же не в кино! В глазах у Генри потемнело, то ли от усталости, то ли от страха. Сестра же уверенно гребла туда, где волны яростно разбивались о скалы. От запаха сгнивших водорослей мутило.
— Джессика! Джессика! Стой! Разобьемся, надо с умом!
Сестра не ответила, а только прибавила скорости, Генри отстал, поперхнулся, а когда снова выбрался на гребень — теперь ему приходилось грести назад, чтобы не разбиться о камни, то увидел, что зоркая Джессика сумела добиться успеха.
Голова сестры виднелась между острых рифов, она явно находилась на суше! Генри услышал звонкую молитву, не разобрал слов — только интонации благодарного восторга, и увидел цепочку факелов, спускавшуюся к ним с высокого склона.
— Оп-ля!
Волна подбросила юношу, и Генри с удивлением обнаружил себя стоящим на горизонтальной, покрытой водорослями и ракушками плите. Луна ярко осветила эту плиту, Генри на ней, и площадку между скал, где стояла на коленях Джессика. Все остальное вокруг тонуло в ночи.
На Генри остались одни джинсы, а на Джессике только трусики. От всей остальной одежды они избавились, когда оказались в воде. Пробраться к девушке босиком оказалось ой как не просто. Но почему-то Генри считал важным опередить людей с факелами. И опередил.
Лица обступивших их аборигенов излучали доброжелательность, местные улыбались. Все они были ниже белого юноши, некоторые значительно ниже. А когда Генри разглядел за спинами некоторых не копья, а ружья, юноша окончательно расслабился: цивилизация! Не съедят! Тем не менее штаны, иногда шорты были не на всех, кое-кто довольствовался простой набедренной повязкой. Но на телах мужчин практически не было татуировок и растительности, угадывалась лишь на лицах и на бритых черепах раскраска. Они двинулись вверх по тропе. Местные что-то говорили Генри, но тот ничего не понимал. Смущал факт, что никто не предложил Джессике полотенце, аборигены избегали прикасаться к ним. Они поднимались все выше, туземцы деликатно давали передохнуть спасенным белым. Генри использовал эти остановки, чтобы выделить среди спутников вождя, но не мог.
В темноте проступили очертания деревни — обычные хижины с тростниковыми крышами, материала стен Генри не разглядел. Электричества в деревне не было. Горящий костер освещал длинный из неокрашенных досок стол, за которым сидели старейшины. На них было больше одежды и украшений, они бросали любопытные взгляды на брата с сестрой, стоящие у границы круга света, слушали доклад одного из юношей аборигенов. Одно из мест за столом, на краю скамейки пустовало. Первый неопределенный жест в свою сторону голодный Генри принял за приглашение и уверенно уселся на место гостя. Меня ждали? Ему протянули лепешку, но Генри разломил ее и отнес половину сестре. Этот поступок встретил одобрение старейшин, и в круге света появилась напоминавшая цыганку женщина, первая увиденная ими туземка. Цветастая юбка, неразличимая под ожерельями блузка, костяной головной убор, вроде русского кокошника. Женщина сверкнула молодыми глазами, да ей лет сорок — решил Генри, и увела Джессику за