Однажды на оргии (отрывок)

за себя в ресторане, но быстро уступала моему предложению заплатить за нее.

Устроители одной из первых оргий, на которых мы побывали, брали за вход 60 долларов, и я предложил Барбаре заплатить половину в силу нашего якобы равенства. Она отказалась, заявив, что всегда может попасть на любую оргию бесплатно, будучи женщиной, которых всегда на оргиях не хватает, и с которых денег не берут, если они являются одни.

— Если хочешь туда попасть, то плати ты, — сказала она мне.

— Я хочу ровно столько же, сколько и ты.

— Если не хочешь платить, то я уйду.

— Прекрасно, — сказал я, — я тоже уйду.

И мы ушли. В тот вечер мы совокуплялись в одиночестве, предварительно пообедав в ресторане, за что я заплатил те же 60. С тех пор я сдался и платил за то, что ебал не ее, а других, ибо без спутницы мужчину на оргии не пускали. Я себя успокоил, что лучше заплатить за вход и ебать много женщин, чем платить столько же за ресторан и ебать одну Барбару. Так и быть, пусть она получает удовольствие задарма — раз уж судьба так благосклонна к женщинам, в особенности после того, как мужчины изобрели для них противозачаточные таблетки.

Часть гостей блуждала по дому, часть устроилась в одной из гостиных, ведя добропорядочные разговоры. Меня подмывало нежничать, прикоснуться то к одной, то к другой, ибо они мне чувствовались вот-вот родными. Но все сидели чинные, одетые, целомудренные. Незаметно пары стали исчезать и через некоторое время возвращаться: женщины — со слизанной помадой, мужчины — с покрасневшими от помады губами.

Барбара заговорила с мужчиной, и они удалились в какую-то спальню. Я пожелал ей счастья, а она — мне.

Я завязал общение с женой дантиста, который вживил ей искусственные белоснежные зубы вместо естественных, но желтых. Этой исповедью она невзначай поддержала разговор, широко улыбаясь и демонстрируя прекрасную работу мужа. Я тут же предложил, вслед за зубами, вживить в нее мой член. Она восприняла это с энтузиазмом. Первый оргазм в начинающейся оргии, как первая любовь в жизни.

Чуть гости оказываются в спальне, сразу начинают раздеваться, кто медленно, кто нетерпеливо быстро. Мужчины, снимающие брюки, смешны, а женщины притягательны, что бы и как бы они с себя ни снимали. Снятую одежду укладывают у стен кучками. Эти кучки можно было истолковать как испражнения иудейско-христианско-мусульманской морали.

Мы провели прекрасные полчаса в спальне, где трудились, пыхтя и повизгивая, еще две пары, до обидного не обращая на нас внимания. Я предложил дантистке вернуться в гостиную голыми, чтобы не терять времени на одевание и опять раздевание с другими возлюбленными.

Дантистка со своей женской интуицией заупрямилась, но я ее все-таки уговорил. Когда мы явились голые в гостиную — все осуждающе на нас посмотрели, и она не выдержала и пошла одеться. Я же продолжал геройствовать голым.

Был, конечно, соблазн, поддаться общественному влиянию одетых, но фигура была у меня красивая, член стоял хорошо, стесняться мне было нечего, и я прощеголял