Московская штучка

на стол, а Галя помогала ей, кроша в салат спелые пахнущие солнцем помидоры, сладкий лук и заливая всё ароматным подсолнечным маслом первой выжимки. Михаил, жадно ел, а женщины умильно смотрели на него, задавая вопросы и подливая холодной водочки в рюмки. Пожилая мать вскоре сказалась усталой и пьяненькой и ушла прилечь. Когда они остались одни он посмотрел ей в глаза и увидев в них трепетное возбуждение, приник к её губам жарким поцелуем.

— Зачем? — спросила она?

— Я хочу женщину, такую как ты. — прижал он её соски.

— Ты женат?

— Вдов. Зачем тебе это сейчас? — не терпеливо расстёгивал он сарафан на её бурно вздымающейся от волнения груди.

— Не знаю. — обвила она его шею и подставила для поцелуя губы.

Секс был бурным и быстрым. Он даже не стал её раздевать до гола, как она, даже в тайне от себя, мечтала, даже не разделся, чтобы она могла увидеть его рабочий инструмент, а только спустил штаны и тут же загнал в неё большой и твёрдый, к её радости, член, но к сожалению, быстро, очень быстро кончил, залив через край горячими струями спермы её лоно.

— Дурак! Мне сегодня нельзя! — попыталась вырваться она из-под него.

— Пусть будет. — прижал он её к себе, покрывая поцелуями.

— Что будет?

— Ребёнок пусть будет. У меня жена не могла рожать. Легла на операцию и умерла.

— А обо мне ты подумал? Что я мужу скажу?

— Разве он в тебя не кончает?

Они тайком встречались ещё пару раз, отдавая страсти и тела, и души.

Через девять месяцев на свет появился Сергей.

...

«Такая же стройная, длинноногая и сисястая!» — дёрнулся член Петровича в цветастых «бермудах», но её красивое холёное тело и строгое лицо излучали холод, окружая женщину непреступной стеной. Опытный глаз мужчины, всё же отметил её быстрый цепкий взгляд, скользнувший по мужским причинным местам и записавшим себе пару победных очков.

«Вставить бы этой «снежной королеве» моего шершавенького! Надо подумать. «— мелькнула у Петровича мысль.

...

— Гож, негож! Раньше ты был одним, сейчас, наверняка, совсем другой. Как я могу тебя судить?

— Я своё, дочка, уже отсидел, а за матерью твоей я до зоны ухаживал. Так отчего бы нам, двум одиночествам, не соединиться на старости лет?

— Так ведь хором вам не спеться, а спиться будет легче. Вот ведь в чём беда.

— Ты не думай, что если я с зоны откинулся, то обязательно алкоголик. Я почитай восемь лет спиртного в рот не брал. Механиком я там был, харвестером лес валил.

— Кем? Кем? — переспросил Серёга.

— Ни кем, а чем. Это манипулятор такой на гусеничном ходу. Он и дерево спиливает и валит, и сучки обрезает, и на брёвна пилит, и в хлысты укладывает. Финская машина. Нас специально работать на ней учили.

— Финны, что ль? — удивился брат.

— Наши. Мать, чего на пороге дочь держишь? Веди в дом. Стол накрывай, дорогого гостя встречай.

Как ни странно, но её комната, так и осталась