который лечил её и делал ещё прекрасней.
Каждый раз, когда её продавали или дарили, кто-нибудь непременно пытался позариться на её амулет. В глиняном городе, куда её продали гааки, это была дочь кагана, купившего её. В Огаазе — любимая из наложниц в гареме местного правителя. В Зеррекании — хозяйка борделя, куда она попала из лап разбойников. Но все они быстро убеждались, что амулет работает только когда он висит на шее своей владелицы. И что без него они получат за колдунью намного меньше, чем с ним. Без амулета девушка становилась старше, на её лице проявлялись морщинки, живот становился не таким подтянутым, а местами показывались даже седые пряди. Глаза её превращались из зелёных в голубые, а на меж грудей и выше, почти до шеи, проступал ужасный шрам.
Лагерь просыпался. Тут и там из повозок вылезали люди, разминались, шли к реке. Метрах в пятидесяти, у костра, стоял Кааван, и помешивал варево в котелке. «Отлично день начался. Избили и выебали насухую, а теперь вот, Кааван на кухне. Завтрака мне не видать» — подумала Трисс.
Несмотря на это, она пошла к костру, придерживая и прикрывая руками голые груди.
На вид Каавану было около тридцати. Осанка, выправка, манера держаться — всё сразу выдавало в нём офицера, и офицера хорошего. Он возглавлял отряд, который вёз её к Радовиду. И именно он в первый же день пути завёл, казалось бы, недопустимые с военной точки зрения порядки, единственной разумной целью которых могла быть попытка превратить жизнь Трисс в ад.
Кааван вар Ымлак уже успел снять котелок с огня и налил себе порцию вполне аппетитно пахнущего варева. Куриный суп с овощами. Пол-года жизни впроголодь научили Трисс определять по запаху составляющие компоненты еды, способ её приготовления и даже степень готовности.
— А вот и госпожа чародейка. — слова звучали холодно. — Есть пришла?
— Да... Если можно. — затравленно ответила Трисс.
Кааван чуть помедлил.
— Мне не понравилось, как ты подошла ко мне. Как чародейка. Гордая, надменная, властная. Но сейчас ты не чародейка, сейчас ты товар на обмен, вещь и игрушка, и должна вести себя как вещь и игрушка. Подойди ко мне как тебе подобает.
Эту игру Трисс уже знала. Кааван был самым жестоким из её спутников. Он мог плюнуть ей в лицо, мог трахать её в рот после анала, мог не щадя лупить по ягодицам или щекам, мог заставить в прямом смысле лизать ему жопу. Ей казалось, что если бы не слова хозяина про целостность и сохранность, он бы мог запросто избить её до полусмерти голыми руками и с улыбкой на лице. Или не «полу-».
Она ушла за ближайшую тележку, опустилась на четвереньки, тяжело вздохнула, и погрузилась в роль. Грациозно виляя задницей, Трисс Меригольд, Четырнадцатая с Холма, поползла навстречу порции утренних унижений. «Это не я, это просто моё тело, я вынуждена так себя вести» — повторяла она про себя заученную мантру.
Она доползла до Каавана, и села по-японски в метре от