Новогоднее совращение

Витька! Ты когда успел-то?

— Это не я. Это всё актёры. Давай перекусим и пойдём смотреть. У них, наверное, уже всё готово. Мне обещали настоящий театр.

Спектакль действительно был настоящим. Катя, правда, сначала всё не могла определиться с тем, что же играют актёры. Шекспира? Лопе? Мараваля? Кальдерона?

Актёры были одеты в костюмы той поры, двигались плавно и уверенно. На стене, которая служила им задником, одна за другой менялись декорации. Катя уже поняла, что «декорации» — это просто картинки, которые гонит лазерный видеопроектор, поняла, что актёры своими поставленными голосами вещают иногда откровенную чушь, но действо ей нравилось. Нравилось, что они смотрят этот «спектакль» только вдвоём, что действие происходит в двух-трёх метрах от них. Нравились приглушенные голоса актёров, их особенная, плавная грация, которая бы глупо смотрелась на большой сцене.

Нравились руки Виктора, которые она то и дело отпихивала от своей груди и ног, а потом ждала, когда он снова начнет её тихонько «лапать».

Нравилось и то, что в каждую сцену актёры выходили во всё более легких и откровенных нарядах.

Дамы (две изящные девочки, ростом чуть побольше Кати) — уже вышли в прозрачных платьях. Свет был поставлен так, что соски и аккуратные полоски волос на лобке смотрелись сквозь прозрачную ткань очень впечатляюще. Катя покосилась на Виктора — брюки его топорщились, он явно оценил сценическую «находку» режиссера этого спектакля.

Странно, но Катя совсем не ревновала. Они с Виктором сидели в темноте, «сцена» освещалась боковыми лучами компактных софитов. Катя уже перестала отталкивать руки Виктора и сама вовсю лапала его, поглаживая торчащий член через ткань брюк.

Девушки в прозрачных платьях закончили свой танец, музыка сменилась. Катя только что поняла, что девочки танцевали под Мусоргского, «Рассвет на Москве-реке». Причём здесь Мусоргский? Катя не успела додумать до конца — на сцене, под мощные аккорды Бетховена появился актер-мужчина. Его тело было прикрыто чем-то вроде юбки. Актёр явно играл злодея. Софиты освещали красными лучами его лицо, искаженное злобной гримасой. Он обратился к девочкам словами одного из шекспировских сонетов. Одна из них, освещенная зеленым светом, покорно склонив голову, медленно направилась к «злодею». «Злодей», не скрывая торжества, встал к зрителям вполоборота. Катя увидела его голые ягодицы — «юбка» была юбкой только спереди, сзади она ничего не закрывала, держалась на тоненьком шнурочке. Девушка, приближаясь к «злодею», всё чаще и чаще останавливалась, взмахивала руками, произносила длинные красивые монологи, всячески демонстрируя своё отчаяние, умоляла её пощадить. Странно, но Катю совсем не смущали голые ягодицы чужого мужика у них в квартирке, больше того — ей совершенно не жаль было бедную девочку, которую тот щадить совсем не собирался. Катя видела это по постепенно приподнимающейся передней части «юбки». Что-то творилось с освещением — с каждым шагом девочки её прозрачное платье всё меньше скрывало изгибы и выпуклости соблазнительного тела. Само тело перестало светиться зеленоватым русалочьим оттенком и всё больше разгоралось живым телесным светом. Овальное бледно-розовое лицо утопало в рыжем сиянии, темная полоска под животом