Съемки по-родственному. Подготовка

и наркотой баловаться стал последнее время. Поговорю с хозяином и выпру его, утомлять уже начал своими причудами.

— Да, наркоши люди ненадежные, — согласился Александр Петрович. — А глянь-ка ты, друг любезный, освободился там оператор от нелегких своих обязанностей?

— Сюда позвать?

Батяня не успел ответить. Вслед за звучными шлепками босых ног по полу гулко хлопнула дверь в ванную, и громкий визгливый голос заорал от всей души: «Ты что здесь навоняла, сука! Засрала весь сортир, поганка! Мне подмыться надо, а тут разит, как на вокзале...» Петрович подумал, что это отрывается на коллеге та девчонка, что мучилась анальным проникновением на съемках десяток минут назад. Понятно, что от болезненно раздолбанной задницы настроение должно было упасть ниже плинтуса. А Петя взвился из-за стола «стремительным домкратом», и через мгновение его увещевающий голосок раздался уже откуда-то из-за двух дверей. «Вот это работенка, — с недоумением покачал головой Александр Петрович. — Разбушевавшихся шлюх утихомиривать...»

Впрочем, на удивление скандал утих быстро, а тщедушный гид, заглянув на кухню, поинтересовался угодливо: «Звать?» и снова исчез.

На его месте появился долговязый парень с маслянистыми карими глазами навыкате и громоздкой профессиональной камерой подмышкой. Петровичу подумалось, что свой любимый аппарат оператор не выпускает из рук и в сортире, и в бане. И делает это явно не из любви к процессу съемок.

— Здрасте...

Не ожидая приглашения парень пристроил зад, обтянутый старенькими джинсами, на стул и вопросительно глянул на собеседника.

— Звать меня — Александр. Не Саша и не Шурик, — представился Батяня.

— Вася... Ну, Василий, то есть.

— Есть работа, Вася. На сутки-двое.

— Далеко? — перебил оператор.

Александру Петровичу его бесцеремонность не понравилась, хотя, может быть, тут большая часть вины лежала на тщедушном Пете, не совсем верно представившим перед беседой гостя?

— Здесь, в городе. Приедешь, куда скажут, по звонку. Настроишь аппаратуру, свет. Снимешь всё, что нужно. И — исчезнешь оттуда. Здесь никому ни о чем говорить не надо. Вообще никому ничего говорить не надо. Скажешь — будет больно. Чем больше будешь говорить, тем больнее будет. Я не пугаю, — останавливая ненужные возражения собеседника, приподнял ладонь Петрович. — Я тебе проясняю дополнительные условия договора.

— Понял-понял, — моментально поняв свою ошибку в поведении, поспешил исправиться оператор. — А гонорар?

— Значит, сможешь на пару суток бросить это заведение без лишних проблем?

— Легко.

— Пятьсот зеленых за сутки.

— Лучше — тысячу, — гулко сглотнув, попробовал поторговаться Вася, никогда не мечтавший получить за съемочный день такие деньги.

— Согласен, — нарочито ухмыльнулся Батяня. — Тысяча лучше, чем пятьсот. Но тысяча будет, если процесс растянется на двое суток. И не надо со мной торговаться, сейчас не девяностые.

— А что за аппаратура? — уже профессионально заинтересовался оператор, принимая финансовые условия работы. — Может, я свою захвачу? Знакомую? Так надежнее. Камера эта моя личная, к студии никакого отношения не имеет.

— Ты бы еще девок с собой захватить предложил, — недовольно хмыкнул Петрович. — Хоть флешечку малюсенькую на себе привезешь, развернешься у дверей и — на выход.

— Какие строгости у вас прям... — пробормотал себе под