на аллин клитор, стараясь при этом, однако, все-таки не огрести удар в нос жениными яйцами. Алла тоже вернулась к прежнему занятию. Сосала она великолепно, мягко, но в том же время с амплитудой. Ощущений были просто неописуемые. И их, этих ощущений, оказалось, видимо, слишком много для меня, потому что я практически отключился и не помню в деталях, что происходило дальше. Когда я пришел в себя, я лежал один на кровати, Женя стоял у окна и курил, а Алла как раз в этот момент направлялась к выходу из комнаты. Проследовав за ней взглядом, я увидел стоявшую в двери Катю, которая смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Видимо, она уже давно стояла там и подсматривала за нами и теперь никак не могла прийти в себя, хотя все уже давно закончилось. Но прийти в себя ей, да и мне, пришлось быстро, быстрее, чем нам хотелось бы. Потому что стоявший у окна Женя вдруг выругался и закричал: «Шухер, ребята, предки!» Объяснять, что к чему, нам не надо было. Все молниеносно оделись (хорошо хоть было лето, одежды много на нас и не было) и даже успели замести все следы наших развлечений. Так что когда неожиданно рано вернувшиеся женины предки вошли в квартиру, заподозрить что-то можно было только по выражению наших лиц, но придраться точно было не к чему. Долго сидеть с предками Жени в одной квартире никому из нас не хотелось, да и они таким гостям были явно в меру рады, так что вскоре я и девушки засобирались по домам. Женя вызвался нас проводить. Девушки жили довольно далеко друг от друга, и в какой-то момент нас пришлось разделиться. Женя взялся проводить Катю, предоставив мне возможность проводить Аллу (вероятно, он счел такое разделение неким восстановлением справедливости). Я вначале обрадовался, но чем дольше мы шли с Аллой вдвоем по направлению к ее дому, тем более я в ней разочаровывался. Внешность, конечно, большое дело, но если все достоинства только внешностью и исчерпываются, то мне лично этого мало. А с Аллой ситуация была именно такой. Назвать ее недалекой означало не сказать ничего. Она была тупа как пробка. Ее словарный запас был немногим больше, чем у Эллочки Людоедки. При этом она тарахтела без умолку, все время, к месту и не к месту, повторяя свои любимые обороты «ты прикинь», «детский сад», «ну ни хуя себе» и «пизда с ушами» (последней фразой она обозначала большинство фигурировавших в ее рассказах особ женского пола). Все это относилось к массе ее знакомых, в основном мимолетных, как я понял, которые, судя по ее описанию, только и делали, что трахались или пили водку. К моменту, когда мы наконец-то дошли до ее дома, у меня уже гудела от всего этого тупого трепа голова.
Я взял у нее телефон, но так и не позвонил. Первые дни после этой истории мне еще