свои вещички, пока я на работе был, и вернулась к своим, домой.
Хотел было подождать, и пойти прощение вымаливать, а вчера смотрю в окно — она в комнате. Взял бинокль: она с ними в постели. То — с одним, то — с другим. Ну, и махнул рукой. На вот, кассета тебе того вечера. Там же и твою, тоже. Ну, просто, чтобы в курсе был, и разные мысли мозг не разъедали. А я решил на севера завербоваться, и ебись оно всё конём!
Боря вскоре уехал. Моя с Леной вместе с колясками прогуливались. Моя просто в восторге была от того, как Ленины братья сюсюкались с племянницей, даже завидовала, немного.
Прошло три года. Как-то поругались мы на почве моего, не очень нежного отношения к ребёнку, а я возьми и ляпни:
— Они ласковые такие к племяннице потому, что это от кого-то из них Ленка родила!
Моя — офонарела. Через неделю, видимо допыталась у Ленки, сказала только:
— Нормальный здоровый ребёнок! И чего врут про уродцев! Но ты всё же постарайся быть с нашим поласковей. Ребёнку ласка нужна. Я уже боюсь тебя о втором попросить — ты такой бука!
— Замотала уже! Родила бы лучше как Ленка, от своего брата, и была бы ему отцовская ласка!
— Как скажешь, милый!
Жена больше ничего мне не сказала, но улыбнулась такой коварной улыбкой, что у меня по спине холодок прошёл!