Приземление было жестким. Единственный взрослый мужчина в салоне кроме меня — тот самый толстый мужчина — как-то умудрился сломать себе ногу, находясь в кабине пилота, памятной мне по «учениям» с его женой. Сейчас женщина тоже была там, с ним. По идее, если оба были пристегнуты, ничего такого не должно было случиться. А сейчас он лежал с торчащей из ноги окровавленной костью и выл под причитания жены. Это, конечно, не добавляло оптимизма всем присутствующим.
Оборудованная по последнему слову техники спасательная капсула содержала в себе кроме прочего маленький кабинет автоматической медпомощи. Положив на какую-то тряпку страдальца, мы перетащили толстяка в этот кабинет, подняли, хоть и с трудом, на стол и оставили в компании нанороботов, сращивавших ему ногу. Этот процесс должен был занять недели две. И в этот момент ходить он все равно не смог бы.
Походив по салону и посмотрев в иллюминаторы, я понял, что мы находимся на самом краю плато. Правая дверь смотрела на неширокую тропинку, идущую откуда-то снизу. Левая — на само плато. При этом, сам корабль полностью перекрывал вход с тропинки на плато. Т. е., единственный способ, которым можно было бы попасть на плато с этой тропинки — это через двери нашего корабля. Ну, или перепрыгнуть трехметровый корпус капсулы.
Пока мы маялись с раненым, оглядывались и приводили себя в порядок, электронный мозг капсулы сканировал планету, оглядывался, считывал рельеф, атмосферу и другие параметры окружающей обстановки. И вот сейчас приятный женский голос радостно сообщил нам о безумном везении. Оказывается, атмосфера полностью пригодна для дыхания человека без скафандра, на планете присутствует органическая жизнь (возможно, разумная), а единственный вход на плато мы перекрыли тушей своего корабля. Кроме того, в глубине плато есть небольшая пещерка, ну, и вдобавок еще три капсулы упали на расстоянии от пяти до пятнадцати километров от нас — координаты отображаются на карте.
Наверху спасательной капсулы была небольшая лучевая турель. Все ж таки, капсула для спасшихся должна была стать безопасным убежищем. Я посмотрел на пацана, сына раненого толстяка.
— Как тебя зовут, парень?
— Джеймс, сэр!
— Вот что, Джеймс. Давай-ка в турель и прикрывай меня. Если что зашевелится — сразу пали. А я выйду, прогуляюсь. И смотри, меня не подстрели!
Парень с радостью кинулся в башенку, а я напялив скафандр (какая-никакая броня) и взяв одно из пяти бывших на борту лучевых ружей, вышел на улицу.
Несмотря на радостные новости бортового компьютера, снимать шлемофон было боязно. Но, сделать это было надо — ведь неизвестно, сколько мы тут еще пробудем. Поэтому, очертя голову, я открыл стекло.
Планета ворвалась ко мне в мозг свистом ветра, шумом воды (вода? рядом вода?) и скрипением песка под моими сапогами. Я под пристальным взором своего юного телохранителя обошел все плато, попинал камушки с обрыва. Да, действительно, единственный вход — та узкая тропинка, которая упирается в нашу дверь. И еще пещера в огромной скале на другом конце плато. Если она пуста и достаточно глубока — она могла