— Колян, — я толкнул лежащего рядом на песке, и, кажется, задремавшего приятеля. — Смотри, какая татуха у телки классная.
Я уже минут пять украдкой, из-под солнцезащитных очков, рассматривал располагающуюся неподалеку от нас молодую семью. Впрочем, грузный глава семейства и их непоседливый сынишка лет пяти, которому не терпелось, наверное, броситься в реку, интересовали меня мало. А вот стройная и загорелая почти дочерна мама бесенка приковывала взгляд. Мужик с сыном быстренько разделись и рванули с разбегу в воду наперегонки, подняв кучу брызг и забрызгав двух робко входящих в реку, поеживающихся худеньких девочек-подростков, вызвав оглушительный визг последних. Она же осталась на берегу и раздеваться не спешила. Только выкурив длинную тонкую сигарету, она, стоя ко мне спиной, спустила белые полотняные брючки и осталась в белоснежных плавках и майке.
Оправив трусики, она некоторое время переступала с ноги на ногу, приподнимая и встряхивая неопорной ногой, как бы разминаясь. «Бегунья или пловчиха», — подумал я, с удовольствием разглядывая ее длинные мускулистые ноги. При этом она то наклонялась вперед, оглаживая переднюю поверхность бедер, то проводила ладонями по попе, запуская пальцы под резинку и оправляя трусы на крепкой заднице. Наконец она, встряхнув длинными светлыми волосами, стянула через голову майку. Тут-то я и углядел татуировку на пояснице в виде какого-то замысловатого орнамента, на которую поспешил обратить внимание своего товарища.
Колян, прищурившись, некоторое время смотрел вслед удаляющейся в сторону воды нимфе. После чего, отхлебнув пива и откинувшись обратно на песок, лениво изрек:
— Slut stamp!
Николай всего полгода назад вернулся из США, где год проучился по обмену, и любил вставлять в разговор словечки из американского жаргона.
— Что это значит?
— Печать шлюхи. Так американские пацаны называют девичьи татуировки на пояснице.
— Ну может не стоит так про всех, — неуверенно протянул я.
Николай помотал головой, не соглашаясь.
— Все бабы, которые делают над задницей татуировки — шлюхи, — убежденно произнес он.
Случай, когда я вспомнил тот разговор на пляже, произошел несколько лет спустя, когда я, будучи выброшен ментами за дверь участка, оказался в час ночи на улице без денег и телефона. Стояла июльская ночная прохлада, проносились редкие машины. Хмель почти выветрился из головы моей, и я пытался сообразить, что мне сейчас делать. Транспорт у нас в то время был бесплатный, но, понятное дело, в это время суток ни автобусы, ни троллейбусы уже не ходили. А меня и уютную мою постельку разделял целый город. Внезапно я вспомнил, что на соседней улице есть круглосуточный ларек, где работает продавцом жена одного знакомого. Правда, я не знал, ее ли сегодня смена, но вариантов все равно не оставалось, и я направил стопы в сторону улицы Пролетарской. Спустя десять минут я уже стучал в занавешенное светящееся окошечко.
— Привет! — сказал я, когда, к моей радости, в окошке за отдернутой занавеской возникло смазливое личико в больших очках, которые этому личику очень шли.
— Привет, Сереж. — она распахнула окно. — Ты откуда?
— Из ментовки. Пустишь?
Секунду поколебавшись, она