Во имя науки. Часть 2

вдаваться в подробности, мальчики, но она приняла решение сделать что-то, что было для меня очень обидно. Я несколько раз просил ее не делать этого, но ее решение было твердым, а мои чувства даже не принимались во внимание. Это продолжалось более трех месяцев. Все кончено, но боль — это то, с чем я не могу жить.

— Папа, ты хочешь сказать, что у мамы был роман?

— Нет, Чад, это был не роман, но... — Я не знал, как им это объяснить. — Скажем так, это было чрезвычайно больно для меня, и на этом остановимся.

Настало еще несколько минут тишины, прежде чем я услышал Дуга.

— Хорошо, папа, но ты знаешь, в конце концов, все выйдет наружу.

— Я знаю, — признал я. — Я уверен, что ваша мать, вероятно, расскажет вам, когда вы поговорите с ней, но сделайте мне одолжение, не звоните ей. Я собираюсь дать ей поспать так долго, как она хочет, а затем насладиться завтраком, прежде чем вручу ей документы. Я уверен, что она позвонит вам, чтобы рассказать, что происходит, но позвольте ей позвонить самой, хорошо?

— Хорошо, папа, — ответил Чад. — Когда мы говорили на обратном пути с рождественских каникул, мы знали, что что-то не так, но никто из нас не думал, что дойдет до такого. Нам очень жаль, папа.

— Спасибо, ребята, — ответил я. Меня поразило, насколько они выросли, не только физически, это было очевидно в течение некоторого времени, но и эмоционально. Они стали взрослыми. Я улыбнулся про себя и должен был отдать должное своей жене за то, что она была прекрасной матерью и прекрасным партнером в их воспитании.

Мы поговорили еще немного, после чего попрощались. «Хорошо», — подумал я, — «теперь, когда мальчики все знают, меня ничто не сдерживает»... кроме, может быть, моих собственных сожалений. Возвращаясь вниз, чтобы позавтракать, я снова осторожно открыл дверь нашей спальни. Она была вся прижата к подушке и выглядела такой мирной. Она была неотъемлемой частью меня более двух десятилетий. Боже, я буду скучать по ней.

Приготовление пищи для себя придало мне чувство одиночества. Обычно в субботу утром завтрак готовил я, но редко в одиночку. Когда дети были дома, за кухонным столом всегда был кто-то чтобы помочь. Даже когда они уезжали в колледж, на кухне была Кендра и помогала. Было удручающе смотреть в будущее, зная, что это станет моим новым нормальным явлением.

Я только что закончил есть и стоял у раковины, мыл посуду, когда вошла Кендра, одетая в фланелевую пижаму, стирая сон с глаз.

— Ты рано встал, — сказала она, садясь за стол.

— Не мог заснуть, — ответил я. — Хочешь яиц и колбасы? — спросил я, наливая ей чашку кофе.

— Да, пожалуйста. Спасибо, — сказала она, когда я поставил перед ней кофе. — Можем ли мы немного позже сесть и поговорить — после того, как я приму душ. Последние три месяца были ужасными. Я знаю, что тебе не нравилось то, что я делал, но теперь 

---

---

Вернуться назад