на меня и сказала: «А он-то причем, все это от меня зависит».
Вот так решился вопрос: бить или не бить?
Короче, плюнул я на разборки, и стал жить, как получается, со временем адреналин на почве ревности прочно вошел в мою жизнь и видимо без него уже невозможно.
И вот однажды, в одну из июньских суббот, в семье случился легкий скандал, по вечной женской причине: Боже мой, уже лето, а мне нечего надеть. Ты меня не любишь, не холишь, не лелеешь! Понятное дело, пришлось броситься холить и лелеять, с уверениями в безграничной любви и нижайшими просьбами удержаться в рамках финансово возможного. Не буду утомлять Вас рассказом о четырех часах проведенных в нескольких магазинах, бесконечных примерках, капризов, вопросов: мне это хорошо?, и обид: ты все время молчишь!!. Всем женатым эта жуть, думаю, знакома до паники.
Но результат того стоил: белые легкие брючки, облегающие самые длинные, знакомые мне, ноги, и самую вкусную попу в моей жизни, легкая, с зеленоватым отливом светлая блузка из жатого, по-моему, шелка, которая подчеркнула тонкую талию, не скрыла торчащей груди, и, отчетливо выступающих сосков. Все это чудо стояло на тоненьких белых босоножках, с новой белой сумочкой на плече, и, похоже, было очень довольно покупками. В ее образе удивительным образом сочетались и скромность, и бешеная сексуальность. Мне тут же захотелось ее со страшной силой. Но не тут-то было.
Как только мы подъехали к дому, желанная до зубовного спазма жена, очень мягко и просительно мне говорит: «Можно я сбегаю, похвастаюсь?». Воздушные замки о скором соитии рухнули на бренную землю. Меня ее мягкостью не обманешь, просьба — блеф, уйдет все равно. Ладно, говорю, сбегай, я подожду. Спасибо, дорогой, — обрадовалась Иринка, поцеловала меня в щеку, и, выпорхнув из машины на тротуар, через несколько секунд поймала тачку и потерялась в сутолоке большого города.
Воображение — моя отчетливо сильная сторона. Фантазии превратили последующие несколько часов в изощренную пытку на тему: где, и в какой позе? Мука была страшная, но, как ни странно, сладкая до жути. Видимо, постепенно, из брутального самца я начал превращаться в презренного извращенца, позволяющего своей жене — сучке вить из себя веревки. И мало того, получающего от этого болезненное, но несомненное удовольствие, замешанное на смеси дикой ревности и бешеной похоти. Представлять себе мою красавицу, только что мной одетую и обутую, в объятиях другого, было невыносимо.
От безысходности я стал вспоминать приключение трехмесячной давности, которое мы пережили с ней вместе. Пришли в гости к друзьям пообщаться, а закончилось все натуральным свингом. Тогда я первый раз увидел как мою жену имеет другой мужчина, ощущения оказались незабываемыми, хотя ревность сгладило то обстоятельство, что сам я тоже был в чужой жене. Тогда Ирина пошла мне навстречу, согласившись на секс с моим другом, но в целом ей не понравилось, кроме лесбийской части тех событий. Как она сказала мне позднее, чувственность секса с женщиной стала для нее откровением.