Идеальная шлюшка

бесчисленные волны самых различных, противоречивых эмоций. Уже не гнев, а стыд, неуверенность, страх... Юлечка, не останавливаясь, продолжала.

— Самое интересное, Ирка, что ты была на голову выше, сильней, и крупней любой из своих мучительниц. Тебя уже тогда называли кобылкой. Здоровенная, сисястая, жопастая баба... Ты легко сумела бы отбиться. Могла бы позвать на помощь, вырваться, убежать. Но подсознательно тебе нравилась роль жертвы.

Вдохновляясь от своего рассказа, от растерянного поведения собеседницы, и от алкоголя, Юлечка испытывала небывалый прилив сил.

— Ха... Я помню всё, Ирка... От первых же угроз ты встала на коленки. Тебя заставили извиняться. Ты хотела отделаться простыми «простите-извините-больше не буду»... Наивно было предполагать, что вошедшие в раж, чувствующие себя приблатнёнными и крутыми, девчонки, этим удовольствуются... Тебе велели называть себя тупой пиздой, грязной блядиной... А потом... Твоя уступчивость их окончательно завела... Тебе приказали раздеться...

— Знаешь, Ирка, я до сих пор помню, какие на тебе в тот день были трусики... Беленькие, дешёвые, с каким-то забавным мышонком, нарисованным на них... Тебе вставили их в рот... Это было так нелепо... Стоящая на коленях сочная кобылка, с невинными, детскими трусиками во рту... Всё на этом могло бы закончиться... Если бы девчонки не проверили, что творится у тебя между ног... Это тогда стало открытием для всех... Ты вся намокла, Ирка, помнишь?

Потрясённый вид Ирины, красноречиво отвечал на вопросы девушки, и ей уже не требовалось никаких подтверждений.

— Тебе велели подняться на ноги... Теперь ты голая стояла перед своими одноклассницами, и называла себя дрочилкой и мокрощёлкой... Ах, да... При этом тебе велели вставить палец в собственную попу... А ты продолжала всё прилежно выполнять... Девочкам хотелось поглумиться над тобой... Помнишь, Ирка, как ты прыгала перед ними? Оттягивая пальцами рук половые губы, чтобы раскрыть пизду... Так что твои сиськи и жопа тряслись от каждого прыжка... Казалось бы, ужасная сцена подростковой жестокости... Если бы только ты сама не текла от возбуждения, похотливая Ирка...

Юлечка прервалась, и для контраста с бичующими словами, одарила Ирину одной из своих самых ангельских улыбок.

— После того случая для тебя всё только началось, помнишь, Ирка? Ты стала послушной, опущенной «полизуньей» моей старшей сестры. Вся эта «блатата», полная жуть, конечно, но тебе нравилось, Ирка, да? Никогда, ни разу, ты не сделала ни малейшей попытки, чтобы это прекратить, даже не попыталась протестовать, или что-то изменить в своем статусе. Правда?

Ирину, наконец, прорвало, она истерично разрыдалась, и со слезами к ней будто бы вернулись силы.

— Неправда!!! Я пыталась!!! Мне всегда было стыдно за себя!!! Каждую ночь, возвратившись домой, от твоей сестры, я плакала в подушку!!! Каждую ночь я клялась себе, что решусь и всё прекращу!!! И я прекратила!!! Я уехала в Москву!!! Я вышла замуж!!! У меня началась нормальная жизнь!!! Я выбросила из памяти все извращения!!! Я полностью изменилась!!! А ты!!! Ты пошла вон из моего дома!!!

Юлечка почувствовала, как каждый её мускул задрожал от напряжения.