Непруха

моего члена нырнула под кровать с воплем «Только не убивай, о детях подумай,» и намертво вцепилась там в одну из ножек. Я мгновенно соскочил с кровати и прикрывая руками срам, развернулся к так не вовремя вернувшемуся рогатому заморышу муженьку...

Мама дорогая... Роди меня обратно... Предупреждать же надо... И пожить почти не успел. Оголец может где и бегает, а вот деревьев я точно не сажал, и ипотеку, так взять и не удосужился... Жить то, как хочется...

В Грише было под два метра росту и весил он, как самосвал. Ну те, что на карьерах работают... Белаз называются... И выражение того, что у нормальных людей называют лицом, такое же... Самосвальное... И кулаки... Да ими ж только сваи бетонные заколачивать... А сейчас вместо сваи буду я... Все, мне пиздец... Без вариантов.

Гриша сделал шаг ко мне, я сделал шаг назад, точнее попытался сделать, но споткнулся обо что-то и рухнул задницей на пол, больно ударившись копчиком. Мой вопль присоединился к Катькиному верещанию из-под кровати. Гриша сделал еще шаг, и я быстро перебирая руками и ногами, пополз назад. И уперся спиной в стену. Самосвал с налитыми кровью фарами приблизились вплотную. Я зажмурился. Внизу стало тепло и сыро...

Что — то или вернее кто-то, оторвал меня от пола.

— Ах. Ты ссыкун — пророкотало мне вслед...

И пришло непередаваемое чувство полета... Я открыл глаза, подоконник я уже миновал... И тут чувство полета сменило ощущение свободного падения.

Мне повезло дважды.

Во-первых, что Катька жила на втором этаже, а не на шестнадцатом.

Во-вторых, то что я приземлился не на гостеприимный асфальт, который наверняка переломал бы кучу костей в моем организме, а на густой куст. Правда в этот раз везение вышло каким-то ущербным, потому что, куст оказался кустом шиповника.

С грехом пополам, оглашая окрестности стонами, я кое-как выцарапался из этого колючего кошмара. И только затем, что бы уставиться на троллейбус стоящий на остановке. И поток высаживающихся пассажиров, метрах в семи от меня. Меня исцарапанного, побитого, и совершенно голого с болтающейся мотней.

Дружный, полный предвкушения, торжествующий, женский вздох,» МАНЬЯК», и набирающий силу, возмущенный мужской ропот, не сулили мне ничего хорошего.

«Прибьют. Или порвут,» — забилась в голове разумная мысль. «И фамилию не спросят. На черта им моя фамилия. Мне пиздец.»

И я побежал.

Я бежал по оживленной улице Москвы, шлепая босыми ногами по горячему асфальту, голый, прикрывающий срам руками посреди рабочего дня. Мимо проезжали машины, маршрутки, автобус, шли люди. Кто-то улюлюкал мне вслед, стайка школьниц приветственно махала мне ручками... И все, почти все снимали меня на мобильники. Сволочи.

Увидев патрульную машину, я метнулся к ментам. Сказать ничего не успел, сходу получив дубинкой под дых. В глазах потемнело, дыхалку перехватило, ноги подогнулись, и я рухнул перед ментами на колени, жадно ловя воздух широко распахнутым ртом.

И все это снимала кучка какой-то школоты.

На меня надели наручники. Но, тут ко мне вернулась способность говорить, и я хрипя и кашляя заговорил.

— Мужики, я не