ее рта. Это зрелище настолько завело меня, что скрыть мое возбуждение стало невозможно. Член уверенно пробивал себе дорогу через медицинскую тунику, в которую я был облачен, и Марина сразу же заметила движение вражеского лазутчика.
— Ты что это творишь, Игорь? — она откинула полу халата, и уставилась на мой эрегированный член. — Твою жену трахают на твоих глазах, а ты... Возбуждаешься при этом?!? Ты, вообще нормальный, нет?!?
— Нет, сказал я, — сгорая от мучительного желания поприветствовать себя крепким мужским рукопожатием. Член вздрагивал, на головке появилась прозрачная капля, и медленно потекла вниз. Жена проследила за ней взглядом, и облизнулась.
«Да, детка, это тебе не путешествие твоего санитарного Хоббита... Туда и обратно.» Я напряг мышцы, и мой корень наслаждения покивал несчастной Белинде Мэйз, которая выбрала для кругосветного путешествия не того попутчика. Она покивала в ответ, как китайский болванчик, не отрывая глаз от весомого аргумента в ошибочности ее выбора. Я знал, какое магическое действие оказывает на заблудших овечек 21 сантиметр над уровнем неба. Все остальное для нее — это, как мертвому припарка, ибо она уже почувствовала вкус крови...
«Я — Смауг, Великий и Ужасный!... И если я сейчас не подрочу, то испепелю всех вас нахер!». Мне охота было на охоту... На волю! В пампасы!... Пострелять в курочек. Очередями... Или половить стерлядей. В юбках.
Марина вдруг стала медленно наклоняться ко мне, не спуская глаз с Большого Брата, и я двинулся ей навстречу с распростертыми, но зафиксированными объятиями. Она остановилась в дюйме от головы профессора Доуэля, и я почувствовал на ней ее жаркое дыхание. Марина облизывалась, но не решалась: это испортило бы всю ее болливудскую картину мщения.
— Ам! — негромко сказал я, клацнув челюстями, и Марина тут же сдалась, торопливо и с наслаждением облизывая и засасывая — словно ждала команды извне.
Видимо это зрелище окончательно добило юного охотника за легкой добычей — он мелко и напряженно задергался на широкой кости оратора, выпучив все, включая органы зрения.
Открылась дверь, и в палату вошел дромадер: судя по сутулой спине и блестящей лысине, этот медицинский ящер был ровесник Эскулапа. В руках он держал папку с бумагами, на обложке которой я заметил свою фотографию.
— Так, — сказал он, и замолчал, окидывая взглядом царящую кругом Помпею, справедливо прогнозируя ей от силы один день...
Его молодой помощник и последователь, заметив явление Старца народу, тут же прервал процесс, выскочив из моей жены, и, схватив свой неубедительный аргумент, наследил в углу моей кровати самым непристойным образом. Жена не видела лика Древнего, и возмущенно повернулась к, предательски покинувшему ее соучастнику в образцово-показательном коитусе: дело было не окончено, а просто отсосать своему благоверному в наказание за его измену никак не входило в ее наполеоновские планы. В самом деле, выглядела жена довольно глупо. Потом она заметила старинного представителя администрации больницы, и вежливо обратилась к нему с вполне обоснованной жалобой:
— Что, блядь, у Вас тут бабу никто не может трахнуть по-человечески?!?
Она стояла, подбоченись,