От тюрьмы, да от сумы. Часть 1

А вам доводилось сидеть когда-нибудь в камере смертников? Уверен, что нет. А мне доводилось. Это было давно... очень давно. В начале семидесятых прошлого века. Меня приговорили к расстрелу за то, что я убил двух подонков, покушавшихся на честь моей девушки. Впрочем, на мою честь они покушались тоже.

Камера смертников — это одиночка. Впрочем, иногда в ней сидело двое и даже трое. Вместо шконок там стоял «гроб». Эдакое скульптурное произведение из цемента и песка. Вероятно, оно должно было пугать смертника? Да, хуй-то там! Большинство смертников знали, на что шли, и знали чем это чревато. Не все соглашались с тезисом, что месть — это самое плохое, что придумано человечеством. Что есть другие пути, чтобы наказать насильника твоей жены, дочери... Да мало ли? Закон и порядок всегда защищал тех, кто больше заплатит, а простым смертным приходилось брать правосудие в свои руки. Иногда у них это неплохо получалось. Но приходилось платить. Я тоже платил. Я ждал, когда приговор приведут в исполнение...

Не все были такими. Были и такие, коих я с радостью задушил бы собственными руками, хотя и стоял с ними на «одной доске». Но рассказ не о них, а обо мне. Я не видел ничего экстраординарного, что зэки и дубаки относились ко мне с сожалением и пониманием. Часто, проходя мимо моей хаты, зэки резко открывали мою кормушку и забрасывали туда колбасу, сало, масло хлеб, сигареты, да что придётся. Дубаки закрывали глаза на это. Да что говорить они часто передавали мне подогрев от людей, которых я не знал. Однажды дубачка принесла мне пузырь водки и шмат сала.

— Юр, это тебе из девятнадцатой... А ты выпьешь, не буйный становишься?

— Да ты что, Зинуль, я становлюсь сонный, — рассмеялся я, — А не знаешь, почему они это сделали?

— Неа, — покачала головой, Зинаида.

— У меня сегодня день рождения... 25 октября... 28 лет стукнуло. В тюрьме все про всех знают.

— Поздравляю! — Сказала женщина, — А знаешь я тебе тоже подарок сделаю. Обязательно сделаю! Вот, старший смены уснёт и сделаю. Ты только сильно не напивайся, ладно?

— Не буду, — пообещал я, — а давай со мной по соточке за мой день рождения?

Я налил в алюминиевую кружку сто грамм, отрезал пластик сала, уложил его на кусочек хлеба и протянул дубачке, — закусить.

— Зина взяла кружку и сказала:

— Юр, ты хороший парень и сделал всё правильно, я тебя не осуждаю. Я желаю тебе, чтобы тебя помиловали, чтобы ты отсидел, пусть, пятнадцать лет, и вышел на свободу с чистой совестью, женился, на рожал маленьких юрчиков и девочек тоже.

Она резко опрокинула кружку, помахала рукой и стала быстро закусывать. Я налил себе чуть поменьше, выпил, пожелал ей здоровья и побольше денюжек.

Забегая вперёд, хочу сказать, что меня помиловали, я отсидел эти чёртовы 15 лет, и вышел на свободу с чистой совестью и без долгов. Так было написано на воротах зоны. Которые, открылись передо мной, когда