наркотиках, то алименты были бы последним, что его интересовало. Ведь с зависимостью тебя бы сразу поперли с работы, и все твои мечты были бы просто найти копейку на дозу.
— Ну возможно... — не особо соглашаясь со мной протянула Инна.
— Если этого недостаточно, то вот скажи мне, пожалуйста — какая любящая жена вдруг возьмет и просто бросит мужа, если тот оказался наркоманом? Ни слова о том, что обращались к врачам, ни слова о лечении. Просто взяла и бросила наркомана, да еще и алименты с него требует. И вся семья теперь этим гордится. Как по мне — кто-то здесь чего-то не договаривает.
— Мне кажется, что в твоем случае всё может быть и совсем по-другому.
— Я не спорю, — согласился я. — Моя теория строится на предположении, но не на фактах. Другое дело, что я ни разу в жизни не слышал от разведенных супругов чего-то хорошего об их совместной жизни. Тонна грязи льется в адрес супруга, но ни слова о том, что а вот то-то было хорошо, или вот есть что вспомнить... Как так получается, что в мгновение ока любимый человек становится хуже чёрта?
— Ты хочешь сказать, что если я разведусь со своим мужем, то буду ничем не хуже всех твоих знакомых?
— Позволь мне повториться — вопрос весьма сложный и философский. Касательно второго лагеря, который считает, что место женщины на кухне и она обязана во всём слушаться мужа, то как по мне — это как анекдот о Сталине, Хрущеве и Брежневе, когда, после расстрела машиниста поезда Сталиным, Брежнев встает, закрывает окно шторой в вагоне и говорит: «Всё нормально, мы едем». Другими словами тебя заставляют молча подчиняться обстоятельствам и слепо верить в светлое будущее.
— Я вообще запуталась, — честно призналась Инна.
— А я и не надеялся всё просто объяснить, — ответил я. — Мой основной посыл в том, что единого и надежного способа решить проблему семейных отношений нет. Поэтому я и не хочу навязывать своё мнение. Я уверен, что ты сможешь разобраться в своих отношениях и сделать правильный выбор вне зависимости от мнения окружающих.
На глазах Инны навернулись слёзы.
— Спасибо... — прошептала она. — Ты первый, кто поверил в то, что я смогу сама решить свои проблемы, а не навязываешь свои советы.
— Жизнь, вообще, философская штука, — задумчиво произнес я. — А сколько лет твоему Димке?
— Семь, скоро будет восемь, — с дрожью в голосе ответила Инна. — А что?
— Нет, ничего, — решил я закрыть этот вопрос, чтобы избежать истерики. — Прости, что спросил. Я вижу, что тебе немного больно вспоминать о том, что он там сейчас дома один. Но последнее, что хочу добавить — в следующий раз бери его с собой: сходим в детский парк, покатаемся на аттракционах, поедим мороженого.
— Спасибо, спасибо за всё... — прошептала Инна и разрыдалась мне в плечо. Я не стал успокаивать её, потому что предпочитал дать человеку выплакаться, выплеснуть все эмоции, а не врать в лицо в попытке