свою линию, причиняя боль и себе, и любимому человеку. Вот такие приступы моей дурости лечить можно только одним — поркой.
За три месяца я набрала удивительно немного баллов — всего 30 ударов ремнем. Вроде бы немного... Но когда это ощущает твоя собственная шкурка, вот тогда и понимаешь, как это много. У меня двоякое отношение к наказанию. С одной стороны — это страх перед болью, а с другой — невероятной силы возбуждение. Лишь одна мысль о предстоящем наказании отдается внизу живота безудержным желанием. И я смиряюсь с неизбежностью и, более того, необходимостью.
Ты сидишь на диване, я перед тобой на коленях, полностью обнаженная, руки за спиной. Я четко формулирую свои проступки и количество ударов за каждый и смиренно прошу меня наказать.
Поднимаешься, неспешными движениями расстегиваешь ремень и вытягиваешь его из брюк, я же ложусь грудью на диван, руки под себя. Спина прогнута, попка кверху. Sefan.Ru) Я знаю, как это больно, но почему, почему я так дико возбуждена? Еще ничего не началось, а я уже мокрая.
Проводишь ремнем по попе. Я напряжена, никогда не угадаешь, когда... Ты намеренно тянешь время, намеренно томишь меня в ожидании.
— Расслабься, ты же знаешь, что зажиматься нельзя.
Легко тебе говорить, это же не твоя попа сейчас будет гореть огнем.
Первый удар, как всегда, неожиданный.
— Один, — начинаю счет.
Считать нужно четко и внятно, собьюсь — все сначала, начну кричать — плюс пять ударов.
— Два, — я вздрагиваю и понимаю, что тридцать — это очень много.
— Три. Четыре... Двенадцать, — слезы льются из глаз, я судорожно сжимаю руками обивку дивана. А широкий кожаный ремень рисует свои узоры на моей попе.
— Двадцать пять, — почти выкрикиваю, но слышу сквозь туман в голове: «Тебе добавить за крик?»
Нет, нет, пожалуйста, я буду тихой...
— Двадцать девять... Тридцать...
Меня трясет мелкой дрожью.
— Можешь встать.
Поднимаюсь с дивана. Ты гладишь меня по голове.
— Всё, девочка. На сегодня всё.
Целую руку, благодарю за урок, устраиваюсь поудобнее у твоих ног и прижимаюсь щекой к твоей коленке. Ты гладишь меня по голове.
— Я буду хорошей.
— Посмотрим!
Я не переношу боль и люблю ее одновременно, но я не мазохистка. Мне дорого человеческое отношение ко мне. Мне нравится, когда меня воспринимают как личность, когда тот, для которого я лишь вещь, просит у меня совета. Мне нравится, когда тот, для кого я лишь игрушка, но любимая игрушка, говорит — мне нужна жена, а не прислуга. Мне нравится быть любимой. В любых ситуациях. В любых проявлениях. А когда Хозяин считает нужным наказать — да, его право. Я просто вытерплю и прощу с благодарностью за то, что причинил боль. Боль и наслаждение.