Три цвета жизни

и мы... Так, судя по всему, пришел конвой, и сейчас пленных, эээ, уведут, и...

Девушка смотрела на одного из конвоиров. Тот — на нее.

Их взгляды пульсировали застывшими огнями. Казалось, они излучают радиацию.

Вскоре все в комнате умолкли...

— Эй, че такое? Работаем, работаем, — второй конвоир толкнул первого и подошел к пленной. — Давай-давай. Пошла... Убери камеру! Убрал камеру, я сказал, блядь! — насел он на оператора, выталкивая девушку за порог.

— Почему ты жив? — крикнула она его напарнику.

— Я... У меня в доме, эта, подвал был... — бормотал тот. — И я как раз туда нырнул... за водкой...

— Вы знакомы? — ухмыльнулся второй. — Пошла, пошла. Наговоритесь еще, — он толкнул пленную в раскрытую дверь.

Девушка все оглядывалась на первого. (Как видно, она ничего не слышала.)

Тот продолжал стоять, как истукан.

3 . Золотой

— Встать, — он навел на нее автомат.

Девушка не шелохнулась.

— Встааать!!! Стрелять буду, бляяя!!! — визгливо закричал военный, тыкая автоматом в пустоту.

Она подняла голову. Посмотрела на него. Медленно встала, сутулясь, как старуха.

— На выход. На выхааад!!! — снова крикнул тот, потому что девушка не двигалась, и толкнул ее дулом в спину.

Так они и шли: она то и дело останавливалась, а он толкал ее в спину. На третьем-четвертом шаге она застывала, и все повторялось сначала.

Пройдя коридор, они вышли наружу.

Воздух лип к коже туманом, плававшим в ночи, как чернильный кисель. Натянув балаклаву, военный толкнул девушку к воротам.

— Так страшнее, да? — скривилась та.

— Молчи... Слава Бобру! — крикнул военный охране, вскинув руку.

— Навеки слава, — сонно отозвались из будки. — Куда?

— На допрос. К Бате.

Заскрипели ворота. Военный включил фонарь, прорезавший ночь золотой иглой, и вытолкнул девушку вперед, в туман.

Какое-то время они молча шли. Потом, когда последнее здание осталось позади, и они вышли в поле, бездонное, как ваккуум, девушка оглянулась.

— Пошлааа, — зашипел военный, снова толкая ее.

— Без суда? — одними губами спросила та.

Они шли долго, долго, пока огни за спиной не расплылись в золотые кляксы. Военный ослабил фонарь до минимума, и тот едва освещал вымокший асфальт.

— Стой, — вдруг сказал он, оглянувшись.

Девушка, не слышав, прошла пару шагов вперед. Потом оглянулась.

— Здесь?..

— Что «здесь», «здесь»?! — снова психанул военный. — Задолбала! Вот!..

Он снял снял автомат и положил на землю. Рядом пристроил фонарь. Потом отошел назад.

Девушка секунду или две смотрела на него. Потом кинулась к автомату, схватила его, направила на военного...

Тот стоял, скрестив руки.

— Я, эта... чесать буду отсюда. Хочешь — вали к своим. А хочешь — давай с мной. Вместе веселей.

Девушка стояла, глядя в темноту. Потом сказала:

— Я не слышу...

— На, держи. Да не вздумай стрелять, — военный подошел к ней, протягивая какую-то штуку.

Девушка вскинула дуло, но тут же опустила.

Дрожа от напряжения, она дала ему подойти и сунуть ей в ухо слуховой аппарат.

— Сейчас слышишь?... Я говорю: давай со мной. Я отсюда делаю ноги, и ты со мной... хочешь? Давай вместе. Слышишь меня?

— Слышу. Ты... хочешь бежать к нашим?

— Нахер мне твои ваши! Я просто хочу бежать. От этой долбаной