вдруг разгорелось, как дрова в печке от розжига. Я прижалась к нему прямо на пороге, не давая ступить и шага. Он ошалел, но потянулся ко мне внутренним, неуловимым жестом. Меня слегка потряхивало.
— Ты дрожишь?
— Да!
Как был в куртке и зимних ботинках, прямо в прихожей поднял меня на руки и стремительно унес в комнату. На кровать почти бросил! Быстро сдергивая с себя одежду, он говорил, что тоже скучал, что хочет меня, что думал обо мне и всякую прочую ерунду. Наконец, одежда была сброшена на пол.
Он навалился на меня, не давая опомниться, проникновение было настолько мгновенным, что в первый момент я ощутила давно забытую боль. «Как в первый раз», — мелькнуло в моей голове, но мысли были уже далеко. Первый раз я кончила мгновенно — сразу после резкой боли, и поплыла на волнах удовольствия. А вот теперь можно и расслабиться.
Температура моего тела зашкаливала, оно горело от макушки до пяток, сдержать себя было трудно, да и не нужно. «Ого! — шептал он мне на ухо, — а ну сделай так еще раз!» Я просто втягивала, выталкивала и снова втягивала его член, который восхитительно напрягался во мне. Меня встряхивал один оргазм за другим, пока почти не потеряла сознание. И отключилась на мгновение, секунду или вечность. Когда очнулась, он расслабленно лежал на мне, чуть придавливая своим весом, и мне было хо-ро-шо!
Наверное, умение ждать — это не последнее достоинство. Но как оно ужасно — это мерзкое противное ожидание! Опять же результат. Он того стоит, наверное, может быть, весьма вероятно. Вот и думай потом — ждать или не ждать?
Сергей положил руки мне на плечи, такие горячие и родные, нежные руки, и ласково поцеловал. И как цепная реакция по телу пробежала дрожь и замерла где-то внизу живота приятным теплом. Сегодня он со мной в последний раз. Это не обсуждается. Мы просто это знаем, оба. Причин для этого нет, но так должно. Сегодня в последний раз.
Потом мы пили чай. Говорили о делах, его и моих. Все было ровно и спокойно, но это была наша последняя встреча. Возможно, мы оба поняли, что шагни дальше, и остановиться мы уже не сможем. Когда я проводила его и легла спать, я физически ощутила, как постель еще пытается сохранить его тепло, его нежность, его присутствие. Но его самого уже никогда не будет.
Комната заполнялась сумерками. Они расползались по уголкам и закоулкам, под столом, под кроватью, стелились мягким облаком по подоконнику. У кровати неярко горел ночник, оставляя вокруг небольшое пространство. Скорей бы уже наступила темнота, в сумерках тяжело дышать, они липким туманом обволакивают тебя, не позволяя шевельнуться. Темнота проще, понятнее, с ней все ясно — в ней ничего нет. Только пустота.
На душе поселилось спокойствие. Я проснулась утром в хорошем расположении духа. Все кончилось. Да, кончилось мимолетное, украденное счастье. Но кончилось и чувство вины за эту кражу. В эту ночь я освободилась от наваждения несбыточных