полный, иностранного вида турист, может быть, отдыхающий бюргер откуда-нибудь из Мюнхена... В его жадном взгляде мне мерещились цепи и хлыст. А вот эти два парня едва ли старше нас с Олей, которые уже минут пять как привязанные тащатся за нами? Они скорее всего, просто схватили бы мою девочку, будь у них такой шанс, и трахали, трахали, пока она не забьется в оргазме...
Мы неторопливо шли по дорожке вдоль густой живой изгороди, окружающей маленький парк, или, скорее, просто группу деревьев вокруг какого-то старинного здания. Я чувствовал нарастающее возбуждение: мой член буквально обращался в камень, а понимание, что девушка, способная даровать мне желаемое, идет совсем рядом, буквально сводило с ума. Почувствовав мое состояние, Оленька улыбнулась, и словно невзначай задела мой пах.
— Так хочется? — в голубых глазах плясали лукавые искорки, — Мишенька, потерпи, скоро вернемся в наш домик, и...
— Нет, — я заметил небольшую прореху в изгороди и буквально втащил туда Олю. Миг — и для идущих за нами мы словно исчезли, пройдя сквозь стену. За изгородью оказалась небольшая полянка, укрытая от окон здания кронами деревьев, а от прогуливающихся по тропинке отдыхающих — лишь рядком сплетающихся кустов.
— Я не могу ждать. И не буду.
После прогулки мы опять собирались на пляж, поэтому со мной было утащенное из домика запасное покрывало. И сейчас я одним движением расстелил его на траве.
— Миш, ты чего? — удивленная и даже немного испуганная Оленька смотрела на мои приготовления широко распахнутыми глазами, — Мы почти в центре города! Люди же вокруг! Мы...
Я, к тому времени избавившийся от одежды, просто схватил девушку в охапку и повалил ее на землю. От неожиданности Оленька вскрикнула, но, оказавшись прижата к земле, затихла, глядя на меня взглядом пойманного олененка.
— Тебе лучше снять одежду, милая. Или мне потом придется нести тебя к нам, завернув в покрывало. Что выбираешь?
— Я... сниму одежду, — голос моей любимой дрожал, и в этой дрожи равным образом смешивались возбуждение и страх быть пойманной за чем-то постыдным, — Но, может...
— Одежду, — я плотоядно улыбнулся, — Всю.
И все таки возбуждения больше чем страха: если футболка снимается почти минуту, с дрожащими руками и испуганными взглядами по сторонам, то последняя деталь одежды — трусики, буквально срываются. Я подхватываю их в воздухе, прежде чем они упадут на груду остальной одежды. Они мокренькие. Я внимательно гляжу на Оленьку, удивленно поднимая бровь, и моя девочка начинает неудержимо краснеть. Шепчу ей:
— Значит, тебе нравиться быть голенькой прямо в центре города. А сюда ведь могут придти люди... Как по твоему, что они о тебе подумают... — я начинаю поглаживать Оле между ножек, иногда проникая внутрь то одним, то двумя пальцами, — А может, спросим их? Вон же они — за кустами, только руку потяни...
Моя Оленька уже кусает себе губки, чтобы не застонать, и все сильнее подается на встречу моим пальцам. В ее взгляде мольба.
— Трахни меня, пожалуйста, я не могу больше, — прерывающиеся от возбуждения