вечером всё было нормально. Но утро началось с криков. Мы так ругались, что в доме летала даже посуда. Всё. Это был предел. Верх всего этого ужаса, который накапливался всё это время в нас и вот наконец-то выплеснулся наружу. Под конец нашего разговора, Дженни якобы пришла к выводу, что во всём виновата она, всё-таки она, а не я или мы, как это бывало прежде. Потом выводы снова поменялись и... я не смог больше слушать этого, вышел из дома, хлопнув дверью. Если бы я знал, что видел Дженни живой тогда в последний раз. Час или два я блуждал по улицам города, пока не набрёл на какую-то клинику доктора Дикинсона. В приёмной меня сразу направили в кабинет. Это был мужчина средних лет. В строгом костюме и старого образца округлых очках.
— Что вас беспокоит? — начал он.
За следующие тридцать минут я рассказал ему всю свою историю до сегодняшнего дня. Не знаю, может, мне просто нужно было выговориться, но мне сразу немного полегчало.
Поначалу доктор смотрел на меня с недоверием или даже с неким презрением — это читалось по его лицу и, особенно — в его глазах.
— Вы осуждаете меня, доктор?
— Скажем так, вы понимаете, что всё это никогда не сможет вписаться в рамки современного общества?
Конечно, я это понимал. Пришёл бы я к нему тогда?
— Доктор, можно задать вопрос? Любовь. Любовь ведь вписывается в рамки?
— Но мы говорим о разных с вами понятиях.
— Нет, доктор. Как любовь может быть разной? Насколько я знаю, любовь — одна. И в нашем случае тоже.
Теперь выражение лица у доктора изменилось — он напоминал человека, увлечённо читающего приключенческий роман.
— И мы имеем право... заслуживаем жить также как и все!
Я уже встал и направился к выходу, когда доктор остановил меня.
— Я думаю, вы должны сейчас вернуться к своей... — видимо он не знал, как лучше назвать её — ... вернуться. Вы должны определить для себя — что это — любовь или страсть! Если это действительно любовь — вы справитесь со всеми трудностями, ведь для любви нет границ.
И я ушёл. Оставив доктора в размышлениях.
Я шёл домой, да, действительно, доктор был прав, нужно было во всём разобраться. Был уже разгар дня, даже скорее уже его убыль. Я поднялся по лестнице. Открыл дверь. Прошёл в комнату и... замер. Дженни лежала на полу в луже собственной крови. Рядом лежал нож. Она лежала в такой позе, словно решила прилечь поспать. Лишь только рука выступала в сторону, оголяя вскрытые вены. Я медленно подошёл к ней. Слёзы сами потекли из моих глаз. Не произнося ни звука, я упал на колени подле неё. В её руке я увидел скомканный листок бумаги. «Прости меня мой милый, но мы никуда не сможем деться от этого. Я нашла выход — не будет меня — не будет проблем. Извини... «— прочитав это, я окончательно рухнул рядом с сестрой.
— Что ты наделала?! Зачем?! — шептал я вновь и