женщина, мужчина или женщина, мужчина, женщина), но это тоже осуждается обществом. В некоторых странах есть гаремы: один мужчина и много женщин. Вот вкратце объяснил тебе о семье. Надеюсь теперь ты поняла, о чем я говорил, когда мы познакомилась, что встречные считали тебя моей девушкой и завидовали мне. А сейчас соседка посчитала, что ты моя жена, что мы с тобой составляем семью.
Лия надолго задумалась. Но я почему то не чувствовал её мыслей.
— Леша, а ты хотел бы, чтобы я была твоей женой?, — с какой то тревогой спросила Лия.
— Глупенькая. Ты ещё и спрашиваешь. Конечно хотел бы. Очень хотел бы. Хотел бы, чтобы ты нарожала деток. Чтобы они были такие же красивые, умные и сильные, как ты. И конечно хотел бы, чтобы ты была лишь моя. Но увы. Это лишь мои несбыточные мечты.
— Лёша, не трави душу. Я тоже очень хочу быть твоей жёнушкой. Хотя бы эти две недели, пока я в твоём времени. А в моём, — она нервно засмеялась, — мне то и изменять не с кем.
— Всё, всё, всё. Прекращаем эту грустную тему. Мы здесь уединились, чтобы ты сняла блокировку фунгов. Снимай быстрее.
— Ух ты, какой шустрый. Этот процесс довольно долгий. Не меньше часа. Кроме этого он очень болезненный. Ты готов вытерпеть огромную боль не двигаясь? Мне понадобятся обе мои руки, для воздействия на твой мозг. А держать тебя будет нечем.
— Так привяжи меня. От тебя я готов вытерпеть любую боль. Даже, если я свихнусь от этой боли.
— Лёша, еще раз подумай. Назад возврата не будет.
— Эх, помирать, так с музыкой! Привязывай и снимай.
— Зачем помирать?, — снова не поняла юмора Лия, — я не хочу, чтобы ты помирал.
— Не обращай внимания. Это у нас такое выражение решимости.
Как и чем меня Лия привязывала, не знаю. Только почувствовал, как что то туго обхватило мои запястья, лодыжки, колени, даже в районе пояса, что то обхватило и обездвижило меня. Это чем то напоминало, как пациента привязывают на операционном столе. Можно было сказать, что я поступил опрометчиво, разрешив Лие связать меня. Кто её знает, что у неё на уме. Но ради этой девчонки (хоть и знаком с ней всего ничего) я готов без колебаний пожертвовать своей жизнью.
— Лешенька, расслабься и ни о чем не думай. Если будет больно — кричи, не сдерживайся. Будешь сдерживаться — осложнишь мне работу.
— А соседка не вызовет полицию?
— Звуки за пределы этого помещения проникать не будут. Кокон позаботится об этом.
— Тогда, как сказал Гагарин: поехали!
— Закрой глаза и постарайся уснуть.
Я мигом провалился в глубокий гипнотический сон, со страшными кошмарами. В этих кошмарах меня какие то чудища раздирали на куски, боль была адской. Хотелось отвернуть себе башку и отбросить, чтобы только прекратились эти адские муки. Мне чудилось, что с меня вынимают мозги. Зацепили и тянут, тянут их как веревку. Что то обжигающее капает мне на