на спинку стула и положила на неё голову, а руки безвольно опустились вдоль ножек, из-за чего тело сдвинулось чуть вперёд, устремляясь навстречу томительной ласке.
Парень вряд ли бы смог сказать, сколько времени массировал мамину стопу. Лишь когда аккуратные пальчики чуть согнулись от удовольствия между его бёдер, он вспомнил о левой ножке и тут же поменял их местами, стремясь доставить желанной женщине максимальное удовольствие. Принявшись за вторую стопу, он неосознанно приподнял её выше, и более плотная верхняя часть подошвы оказалась на уровне глаз. Мама часто носила обувь на высоких каблуках, отчего в этом месте образовалась почти твёрдая подушечка немного грубой кожи, но юношу это не смутило. Упиваясь происходящим, он и сам не заметил, как вытянувшиеся в изящном изгибе пальчики дотронулись до его губ. Или, быть может, юноша наклонился вперёд, чтобы поцеловать их. Какая разница.
Согревая кончики пальцев своими губами один за другим, Данила пьянел едва ли не больше, чем от всего выпитого за этот вечер и ночь алкоголя разом.
Испытывая какую-то кошачью ласку, ему инстинктивно хотелось целовать, лизать, тереться о совершенные ножки, но где-то в глубине разума ещё оставался небольшой оплот рациональности, требовавший смирить свою страсть и не давать маме поводов для того, чтобы оттолкнуть его сейчас. Ведь это было уже слишком.
Юноша открыл глаза и его умасленный взгляд скользнул вверх, жадно поглощая открывавшийся снизу вид. Мама блаженно раскинулась на стуле: её грудь вздымалась, тревожимая немного учащённым отрывистым дыханием, кисти рук сомкнулись на ножках стула, отчего руки слегка напряглись, прорисовавшись в неверном освещении прихожей аккуратными и едва различимыми, но всё же заметными линиями мышц и связок. Её плечи поднялись вверх двумя округлыми пирамидками, а между ними вздымалась изящная возвышенность изогнутой шеи, в то время как голова скрылась из вида. Данила был уверен, что доставляет маме неземное наслаждение, во всяком случае, именно об этом ему говорило тело любимой, подрагивающее от ласк.
Юноша опустил взгляд ниже и замер, потрясённый открывшимся его глазам видом. Из-за того, что одна мамина стопа была опущена и зажата между его ног, а другая оставалась поднятой на уровень глаз, бёдра любимой оказались широко разведены в стороны так, что короткое вечернее платье задралось едва ли не выше по-девичьи оголённого холмика между ними. Впервые Даня смог увидеть дивное соцветие желанной вульвы так близко. Внешние половые губы разошлись, открывая доступ к своему потаённому сокровищу — аккуратным лепесточкам малых губок и игриво приоткрытому небольшому отверстию чуть ниже. Его розовое углубление манило своим увлажнённым блеском, словно пещера Али-Бабы, но сокровища были не внутри. Она сама являлась сокровищем.
Данила понимал, что ещё мгновение, и он уже не сможет сдержаться. Как бы ему хотелось забыть обо всём и прильнуть к этому чуду, ощущая на языке сок маминого возбуждения. Как бы хотелось, чтобы её пальцы опустились на его голову и направили сына внутрь, позволяя ему играть с самой желанной на свете красотой. Как хотелось,