День откровений

горло охать и смеяться от скабрёзных шуток.

Обнажёнными мы бегали по волнам ковыля, представляя себя на необитаемом острове. Груди мои мотылялись из стороны в сторону. Ветер высушивал наши потные тела. Уморительней было смотреть на пенис Семёна, который в эрегированном состоянии болтался при беге, как сосна в степи шатается от сильного ветра. Жалела его. Член я имею в виду. Семён ловил меня, целовал и, подняв, надевал на кол. Пенис был холодным, влагалище горячим. В «опасные» дни Семён салютовал ввысь. Если в этот момент я была в адекватном состоянии, то, как маленькая девочка хлопала в ладоши и радостно смеялась.

Говорила мама, не влюбляйся в военных. Семёна перевели в другой город с еще большей секретностью. Письма стали приходить все реже. Как капли заканчивающегося дождя.

— Не возбудительная история. Да? Смотрю, твой суслик не хочет спрятаться в мою норку. Еще два мужчины прятались меж моих ног. Один из них ты, сладенький. И солененький... местами. Ох, ты! Кто тут появился? Да это не суслик, это сурок.., ай. Ох, зайчик мой,... что ты... со мной глупой... делаешь?

Каникулы пролетели с ужасающей скоростью. Потом мы еще несколько раз, сговорившись, занимались сексом. По договоренности, при встречах, вели себя, как подобает родственникам. Ни кто не заподозрил нашу связь.

Весенние каникулы так же пролетели в сексуальных утехах. Уже как опытные любовники, зная тонкости сексуальной ориентировки партнера, утешали друг друга.

Летом, отца перевели в другой город. Договорились о переписке. Любовное прощальное соитие мы организовали в библиотеке. Повесив на двери записку — «Санобработка», заперлись за стеллажами, которые полностью скрывали обзор из окон, чтобы ненароком кто ни будь, не заметил нас.

В библиотеке нет кроватей, но столов полно. Нам хватило и одного. Изучение «Камасутры» помогло нам достигать наибольших услад от заключительного секса. Прощаясь с ней, пролили много слёз.

Через двадцать лет, я поехал на похороны Зинаиды. Татьяна все так же работала библиотекарем. Годы изменили её не только внешне. Характер резко отличался от запечатленного в моей памяти образа веселой и рассудительной женщины. Она стала истеричной. На похоронах возле Татьяны стояли молодые мужчина и женщина. Женщина держала годовалого ребенка. После похорон, когда мы с Татьяной остались наедине, она сказала, что я уже дедушка.

— Семену моему четырнадцатый год, дочери еще меньше. Рано мне до дедушки.

— После прощального соития с тобой я забеременела. Задержку с неделю я еще принимала, но когда прошло десять дней, забеспокоилась. Срочно пришлось выходить замуж. Кандидат был один — Вася. Он не знает ни чего. Да видимо он ущербный, сколько не пыталась забеременеть от него — не получается. Так что ты — дедушка. Может забабахаешь мне еще одного ребеночка... ? Ну, подумай.

Плакалась, что Василий, ревновал её. Считал не позволительным раскрепощающие соития. Любовников у Татьяны больше не было. Она хранила верность, но муж упорно ревновал.

Продолжу. Адаптация в другом городе прошла нормально. На меня, как на крупного молодого человека запала медичка из воинской части, где мы проходили