Алиса. Часть 17

воспалением легких, а всего лишь простудой. Но врача вызывать я не стала: как бы я показала ему свое избитое тело с ссадинами от груди до самых икр?

Как я объяснялась с родителями по поводу «резкой смены имиджа» — это тоже отдельная тема для рассказа. Не буду об этом писать, но скажу, что это было довольно непросто. Они в очередной раз пожалели об отъезде НН, подумав, что в ее отсутствие я заброшу учебу и стану каким-то неформалом.

Без волос жить было очень непросто. Я перепробовала множество париков и косынок, прежде чем волосы отросли настолько, чтобы их можно было без стыда показать окружающим. Когда я, наконец, сделала это, то казалась похожа на стереотипную короткостриженую лесбиянку, о чем мне ни раз говорили одногруппники. По сути, моя сексуальная ориентация не далеко ушла от всеобщих догадок. Только вот мои увлечения были намного страшнее тех, которые в шутку напридумывали себе окружающие меня люди.

Следы и отметины на теле заживали долго, недели две, а то и три. Я вообще удивилась, когда уже через месяц внешний вид моего тела ничем не напоминал о произошедшем ранее ужасе. Но в первые дни я боялась смотреть на себя в зеркало, по несколько раз в сутки намазываясь обезболивающими средствами и мазями от гематом.

Хотя, вру, соски почему-то заживали и восстанавливались дольше всего. Да и сейчас мне кажется, что их чувствительности и даже форме я должна быть «благодарна» тому уикенду...

Моральная травма, нанесенная мне, была намного сильнее физических. В последствии, я долго думала, почему не стала заявлять в полицию. Хотя могла обо всем сразу рассказать сотруднику правоохранительных органов, который проверял мои документы в тот же вечер.

Во-первых, в тот момент мне хотелось сразу стереть себе память, забыть о произошедшем и поскорее прийти в себя, а уже потом наказать насильниц. Во-вторых, долгое время я просто-напросто боялась вспоминать о тех двух днях непрекращающихся пыток. Ну, а в-третьих, в целом, мне не хотелось заострять внимание на собственной персоне, своем теле и особенно на бритой голове. Я понимала, что при начале разбирательств, состояние моего тела будет изучаться десятками людей, а это казалось недопустимым для меня.

Наверно, через несколько месяцев, когда я более-менее пришла в себя, то могла бы наконец написать заявление, но... Момент явно был упущен, а нанесенные мне побои так и не были сняты, оставшись лишь в нашей памяти, памяти шести девушек — непосредственных участниц событий.

Я ведь действительно могла заявить на них в полицию, при том, что знала адрес места преступления, он даже был сохранен в моем навигаторе. Я легко могла описать все происходящее со мной во всех подробностях...

Ни с кем из четырех садисток я больше никогда не виделась. Но, думаю, это плюс скорее для них, а не для меня, ведь в первые месяцы я бы точно набросилась на них с кулаками, а то и того хуже... Кстати, по прошествии лет, я почему-то, почти не