Виола. Часть 1 (Написано в соавторстве с kipish)

и теснее.

А потом я вдруг вспомнила: несколько месяцев назад мама начала мне рассказывать, что иногда на встречи ходит без белья под юбкой. И обещала поделиться со мной подробностями позднее. Но так до сих пор этого и не сделала. И я таки решилась воспользоваться этим обстоятельством, как поводом и поделиться с мамой всем, что со мной за последнее время произошло. За ужином я, как бы невзначай, сообщила:

— Мам, мне поговорить с тобой надо.

— Что-то серьезное?, — сразу всполошилась она.

— Да нет, в принципе. Просто посекретничать.

— Так говори сейчас.

— Лучше попозже. Чтоб не отвлекаться.

— Окей. Я тогда сейчас посуду помою, ванну приму, чтоб не отвлекаться, как ты говоришь... Ну и где-то через часик заходи в гости. Поваляемся, поболтаем. Мне тоже надо с тобой одно важное дело обсудить. Хорошо, дочка?

Я согласилась, быстро доела и пошла к себе. По-быстрому приняла душ и, уже по привычке не заботясь о том, чтобы одеться, плюхнулась на свою кровать. До назначенного времени оставалось еще минут тридцать, и я воспользовалась этой паузой, чтобы еще раз продумать предстоящий разговор. Минут 10 я убила на самую первую фразу, считая, что правильное начало — это половина дела. Но так и не смогла придумать ничего толкового. И тут, мои мучительные размышления прервало внезапное появление мамы. Она вошла без стука и замерла, как истукан, едва переступив порог спальни. Все произошло настолько неожиданно, что я не придумала ничего лучше, кроме как поспешно сесть на край кровати к ней лицом и прикрыть подушкой обнаженную грудь. Мама явно не знала что сказать и как себя вести, а лишь смотрела то на меня, то на темное незашторенное окно.

— Виола, — нарушила она тишину через несколько томительно длинных секунд, — Ты не боишься, что тебя соседи увидят в таком виде?

Ее казавшийся спокойным голос вывел и меня и ступора. Я медленно убрала подушку в сторону и указала на место рядом с собой.

— Садись, мам... Я хотела одеться перед тем, как к тебе пойти. Но раз ты здесь — это уже неважно. Я об этом обо всем и хотела поговорить.

Она села, а я, наоборот встала. И начала рассказывать обо всем обстоятельно и по порядку, с того самого дня, как весь день проходила в халате без нижнего белья. Делясь с мамой столь интимными переживаниями, я страшно нервничала, ходила перед ней туда-сюда и выкручивала себе пальцы. Мама, напротив, была совершенно спокойна. Чем дольше я говорила, тем лицо ее, в самом начале заметно напряженное, становилось все мягче. Иногда она улыбалась, и все время очень странно смотрела на меня. Мне даже стало неловко от ее взглядов, под которыми я чувствовала себя голой. То есть я, конечно, и была голой, но в данном случае все было иначе. Обычно, находясь в своей комнате, я лишь предполагала (и надеялась), что за мной наблюдают. Это были одни ощущения. И совсем другие — когда наблюдатель сидит