You are it

коробке транспорта было настоящей пыткой. Даже распахнутые ноздри форточек не спасали, скорее наоборот, неприятно обжигая густым дыханием раскаленного асфальта, они делали только хуже.

Трамвай на Ворошиловской улице в такие часы мог разогнаться, как только хотелось машинисту, а его железный корпус неистово раскачивался от скорости и непрерывных ударов колес, жалобно попискивая и поскрипывая поношенными железными узлами. Удержаться на ногах было не просто. Я встала на свое любимое место на передней площадке, здесь можно было облокотиться об стенку и не бояться упасть при очередном резком повороте. В наушниках плеера кричала Земфира, которая тогда была самым модным феноменом не только молодежи.

Я глупо заулыбалась, когда на строчках: «она читает в метро Набокова» увидела ее. Такое совпадение. Она вся была залита потоками света, словно излучала его сама, воздушная, совсем невесомая, сотканная из этого сочетания горячего солнца и легкого ветерка. Невысокая стройная шатенка, лет восемнадцати, еще совсем юная, должно быть только поступившая в университет.

Ее стройное девичье тело манило изгибами небольших грудей, бесстыдно просвечивающимися через тонкую материю ситцевого платья твердыми конусами сосков, оно влекло к себе почти идеальной смуглой кожей худеньких ножек, оно притягивало гладкими обнаженными плечами, к которым так хотелось прикоснуться губами. Она была не просто красива — она вызывала желание.

Несмотря на то, что до нее было не меньше десятка метров, заполненных тяжелым духом городского транспорта, бесконечно помноженного летней жарой, я готова была поклясться, что различила аромат ее свежей молодой плоти — мягкий запах мускатного ореха и никакого удушающего цветочно-фруктового парфюма. Странно, что мужчины не могут почувствовать этот запах, ведь на свете вряд ли найдется что-то более эротичное и чувственное. Это только наша «дамская» штучка: чувствовать мускатный орех, в момент прелюдии, когда целуешь девичью шею, дрожащую в возбуждении предательским биением артерии, но твои пальцы еще не успели стянуть трусики с ее взмокшей пизды, готовой заполнить всю вселенную миазмами потёкшей самки.

Я не видела ее глаз — она опустила свое милое личико, уставившись в книгу, но разве у такого ангела могли быть некрасивые глаза. Не знаю.., нет, вряд ли Набоков, но какая собственно разница. Просто совпадение с песней про то, что она читает, я не думала тогда, что это какой-то знак. Время от времени она слегка шевелила пухлыми розовыми губками, словно потихоньку проговаривая текст, а затем едва заметно кивала, соглашаясь, по-видимому, с автором. Я не могла отвести взгляд, совершенно не думая о том, что вот так уставиться на девушку некрасиво и даже грубо. Мне так хотелось ласкать эти губы, скользить язычком по сочным половинкам, чувствовать ее горячее неуверенное дыхание и ее сладкий вкус, ее свежесть и невинность.

Тогда я еще только пробовала секс с женщинами, как говорится, баловалась, собственно дальше секса дело и не заходило. Просто как-то дружеские обнимашки перерастали в смелые эксперименты. Мне и в голову не приходило строить отношения; просыпаться с ней рядом не потому, что вчера после попойки вы обе