взять на себя часть вины, она категорически отвергла эту жертву. Кэнди винила во всем только себя и даже попросила у него прощения. А Эвану было не за что ее прощать. Он сам поцеловал ее, и ему это понравилось. Мачеха заявила, что это был импульсивный поступок, ошибка из-за того, что она неверно оценила ситуацию, и он должен обо всем забыть. Что за глупость!? Эвану было проще забыть свое имя, чем случай в коридоре у ванной.
Женщина, которая стояла перед ним на кухне была одета и говорила в точности, как его покойная мать. Эван видел, как шевелятся ее губы. Теплые влажные губы, которые он с таким наслаждением целовал и не верил ни одному слову Кэнди. Холодная строгая дама перед ним была мороком, обманкой или самозванкой, как кому больше нравится.
В конце разговора, точнее монолога, она, даже соизволила обнять его. Со стороны их объятия напоминали благостное единение матери и сына, но все это было ложью от начала и до конца. Эван дрожал и чувствовал, как она тоже трепещет. Она разжала руки и глубоко вздохнула, точно стояла на кладбище перед свежей могилой, а затем, на короткое мгновение прижалась губами к его губам, и он увидел слезинки застывшие в углах ее глаз. Именно в этот момент, он ясно осознал реальность. Женщина перед ним, откликающаяся на красивое и чопорное — миссис Дамиани, была просто Кэнди. Няней-Кэнди! И ему самому захотелось заплакать от безысходности, от осознания этого факта.
— Не переживай и не вини себя, ни в чем! — сказала она напоследок. Просто забудь этот маленький неловкий эпизод, а главное, не расстраивайся из-за гонок. Я все помню. И позабочусь о твоем отце. Все будет хорошо.
Эван не удержался и со всей силы пнул стиральную машину, а потом запрыгал на одной ноге, схватившись за быстро опухающий большой палец другой.
— Ой, бля, бля, бля!