в раю.
Диана с грустью подумала, что это маловероятно. Слишком трудно будет сражаться с обществом, вооруженным непробиваемой стеной догм и предрассудков, и коснулась губами курносого носика гимнастки, глядя в ее, еще сонные глаза. Охватившие ее эмоции были слишком сильны, что бы передать их словами, поэтому она продолжила покрывать милое лицо поцелуями, добравшись до маленького, немного оттопыренного уха, и выдула в него горячий воздух.
— Ах... Ди, если ты пытаешься заставить меня хотеть тебя больше. Уверяю, это практически невозможно.
— Я не знаю, что делаю. Просто не хочу останавливаться. Я так сильно люблю тебя, что мне больно, до слез больно.
На щеку Ребекки упала соленая капля. Диана подцепила ее кончиком языка и провела им по пухлой нижней губе подруги.
— Так вот какой вкус у счастья!?
— Не думаю, что слово «счастье» способно выразить то, что я сейчас чувствую. Кажется, я сейчас взорвусь и разбрызгаюсь по твоей комнате.
— Я тебе этого не прощу. Я не смогу жить без тебя.
— Ты боишься, так же как и я?
— Возможно, но мы с этим справимся. А теперь поцелуй меня по-настоящему, наконец!
Диана забралась на подругу, устроилась между ее ног и опустила вниз руки.
— Сначала признай себя побежденной!
— Ну, если тебе так хочется! — бедра Ребекки взлетели вверх, охватывая попку Дианы.
Гимнастка с легкостью избавилась от давящей тяжести тела подруги, извернулась, как змея, опрокинулась на спину и оказалась перед ней, лежа ногами к ногам девушки.
— Вот так будет правильнее, — прошептала она, просовывая ноги под раздвинутые бедра и попку.
клитор Дианы прижался к жесткой лобковой кости Ребекки, а потом промежность слилась с вульвой гимнастки в липком горячем поцелуе. Она сплела лодыжки под спиной Ребекки и двинула тазом. Полоса вьющихся волос на лобке защекотала половые губы. Откровенно бесстыжая позиция, которую они приняли больше не пугала и Диана не собиралась делать вид, что ей стыдно, и она сопротивляется.